ВСТРЕЧА ДРУЗЕЙ
Р. ВИККЕРС, А. КАНЕВСКИЙ Я снова в Москве, снова меня встречает звонкая, кипучая родная столица. Она по горло занята своими заботами, но всегда находит время для гостя. Она встречает его торжественным гулом вокзалов, увлекает в стремительный круговорот площадей, заключает в объятия улиц, опускает в лабиринт метро и возносит на вершину университета.
Я люблю этот неугомонный город, я всегда рад хоть на несколько дней окунуться в его задорную боевую жизнь, но сегодня... сегодня я избрал особый маршрут. Его указало мне сердце и эта маленькая записная книжка. На ее пожелтевших от времени страницах фамилии и адреса солдат призыва сорок первого года, моих фронтовых побратимов. Мы не виделись семнадцать лет. Все эти годы я думал о них, мечтал о встрече, да все не получалось. В каждый мой приезд Москва не отпускала меня ни на минуту. А как она нужна, эта минута встречи самых близких людей, чья дружба родилась в беде и выросла в бою.
Бой гремел от зари до заката,
Выли мины все злее и злее...
Только к ночи вздохнули ребята
И уснули в случайной траншее.
Солдат согревает родная земля,
И над ними шумят тополя.
Проходная машиностроительного завода. Я обращаюсь к дежурному.
— Вы не поможете мне отыскать Григория Голубева?
— Григория Петровича?.. Это можно!.. (Берет телефонную трубку.) Четвертый? — Передайте Голубеву, что его ожидают!..
Через пять минут в проходную врывается высокий худощавый мужчина:
— Наконец-то.
— Раньше вы прийти не могли?..
— Простите, но...
— Никаких но! Я этого так не оставлю! Я буду жаловаться в министерство!.. Вас, я вижу, это ни чуточки не волнует...
— Да нет же! Меня очень волнует!.. И то, что ты не узнал меня всё с тем же задором, и то, что...
— Константин! Елки зеленые! Как же это я? Прости дурака!.. Сколько лет?
— Семнадцать!
— Сколько зим?
— Семнадцать!
Мы наперебой хлопаем друг друга по плечам. Одного такого удара хватило бы, чтобы вызвать небольшое землетрясение в Японии.
Но вот радость на Гришином лице сменяется знакомым мне недовольным выражением.
— Написать ты, конечно, за семнадцать лет так и не сумел?!
— Но ведь и ты ни строчки не черкнул!
— Нашел с кого пример брать!.. Ладно, ладно, не оправдывайся! Лучше расскажи, где ты, что ты? Эстрада - это хорошо. Выступать будешь? Молодец! А у меня, брат, плохо, хвастать нечем!.. Работаю мастером, весь день на ногах, со всеми ругайся! А тут еще взяли глупое обязательство: до Нового года дать двести процентов плана. А, по-моему, как? По-моему, до Нового года триста процентов сделать можно... Если, конечно, подойти с головой. Я просил академию прислать последние работы по холодной обработке, так по сей день не ответили. Когда просил? Не имеет значения! Ну, позавчера... Ничего, ничего, при желании могли успеть!.. Я бы сам подошел, да времени нет: по судам затаскали... Что ты на меня так смотришь? Я народный заседатель. Нечего поздравлять — посочувствовал бы!.. А тут еще неприятность: пришли три моих рацпредложения, теперь волокита — патенты оформлять надо!.. Что семья? С семьей тоже ерунда! Дочке 25 лет — все куклами занимается... Главный художник в театре кукол. Да сын тоже!.. По нехорошей дорожке пошел... Дня не пройдет, чтобы не дрался... Чемпион республики по боксу!.. Словом, все не как у людей!
— Старый ворчун! Ты ни чуточки не изменился! В сорок втором ты ворчал на ротное начальство, теперь ты с тем же азартом ворчишь на академию! Но ты остался хорошим солдатом и по-прежнему на передовой! А вот уже звонит телефон. Это зовут тебя, Гриша... Ну что ж, иди в бой! Воюешь ты, вижу, здорово, если б поменьше ворчал! А впрочем, ворчи себе на здоровье! Иной ведь кричит “ура”, а толку никакого.
— Вот черт! Поговорить с человеком не дадут! Ну, пока!
— Вечером приходи, на концерт.
— Ты сейчас куда? К Нине Павловской?.. Она теперь на железнодорожном коммутаторе работает. Я тебе запишу ее номер... Ж-2-34-48.
— Ж-2-34-48!..
Полчаса я пытаюсь безуспешно дозвониться и, наконец, когда теряю уже всякую надежду, трубка отвечает:
— Коммутатор Северной железной дороги слушает.
До боли знакомый голос. Все приготовленные слова разом исчезают.
— Я — голубь... Я — голубь... Перехожу на прием... (Долгая пауза и снова тот же голос.) — Ласточка слушает, ласточка слушает... Откуда вы?
— Я из четвертой роты, сорок третьего года...
— Костя!.. Неужели ты?.. Почему ты не отвечаешь?..
Хорошо, что мы говорим по телефону: она не увидит моих глаз.
— Да, Ниночка, это я.
— Где ты пропадал? За семнадцать лет ни одной весточки! Я же тебе письмо посылала и... сорок тонн цемента для Братской ГЭС.
— Какого цемента?
— Прости, это не тебе! Это я абоненту. Костя, дорогой, ты давно в Москве?
Она никому тогда не говорила “дорогой”. Все ждала большой, настоящей любви.
— ...Мы на Арбате живем. Я тебя с мужем познакомлю. Вместе поужинаем. У нас и заночуешь... В контейнеры.
— Где?
— Минуточку! (Абоненту.) Учебники грузите в контейнеры!.. Костя, ты просто молодчина, что позвонил! Какой ты теперь?
— Взрослый и солидный. А ты?
Я хорошо помню ее: тоненькая и стройная. Черная коса не помещается под пилоткой.
— Старая стала! Вчера даже седой волос заметила.
— Но у тебя по-прежнему молодой голос.
— Голос, Костенька, у женщин не седеет!
— Ты давно замужем?
— 14 лет. Муж у меня славный... знаменитый фокусник КИО.
— Кто?!
— Это не тебе!.. (Абоненту.) КИО вместе с бригадой завтра выезжает на гастроли. Забронируйте восемь вагонов...
— Муж, говорю, у меня славный! Детей очень любит... особенно... вагон-ресторан.
— Неужели?..
— Минуточку! (Абоненту.) Вагон-ресторан прицепите к молодежному эшелону, следующему в Сибирь... У меня ведь уже дети есть!
— Сколько?
— 25 голов молодняка.
— Сколько?!
— Это не тебе! (Абоненту.) Чего вы волнуетесь? Весь молодняк вам отгрузят вовремя!.. Двое их у меня. Один каждый день ботинки рвет, другой мыльные пузыри пускает.
Вот и нашла она и семью и любовь, за которые смело, по-мужски воевала 17 лет назад.
— Поздравляю, Нинок, и не буду тебе больше мешать! Жду вечером на концерте! Придешь?
— Обязательно! И мужа приведу и... шесть молодых слонов.
— Каких слонов?
— Индийских... Это не тебе, Костя, не удивляйся!
Я не удивляюсь. Я не удивлюсь даже, если она даст команду грузить на Северный полюс ананасы...
— Алло?.. Слушаю!.. Передаю!.. (Абоненту.) Немедленно отгрузите полтонны ананасов на Северный полюс 4!
— Ну вот, я не ошибся... До вечера!
Спит вповалку четвертая рота,
Не снимая сапог и шинелей,
Потому, что сегодня пехота
Спит впервые за эту неделю.
И над ними шумят тополя.
— Василий Аркадьевич на заседании. Увидеться с ним невозможно.
— На фронте Василий Аркадьевич делал невозможное. Авось, и сейчас что-нибудь придумает.
— Ну что ж, мой долг вас предупредить. Идите в конференц-зал. Там сегодня встреча с зарубежными врачами: обсуждение опытов профессора Платонова.
Зал полон, только в первом ряду одно место свободно. Набравшись храбрости, прохожу и, стараясь быть незаметным, сажусь.
В президиуме на меня все же обращают внимание. Удивленно и немного испуганно смотрят на меня близорукие глаза Васи Платонова, моего старого однополчанина.
— Здравствуй, Василий, — говорю я ему глазами.
— Здравствуй, Константин, — отвечает он молча. — Неужели это ты?
— Я. Честное слово!
— Очень рад тебя видеть. Прости, что я сейчас не могу побыть с тобой, но сам видишь...
— Я не обижаюсь! Ведь ты — великий ученый, да-да, не маши рукой! Ты — великий ученый, гордость нашей роты, гордость нашей Родины.
— Ты не то говоришь! Это оставь газетам. Вспомни лучше последнюю встречу.
— Я помню. Это было в санчасти. Ты оперировал мне руку. Лейтенант говорил, что надо ехать в госпиталь, а ты сказал, что это пустяк и что сам с этим легко справишься!
— Это и был пустяк!
— Неправда! Рана была опасной. Не зря ты смотрел да меня так же испуганно, как на этом фото в “Известиях”.
— Ты сохранил эту газету?
— Еще бы!
“Вековечная мечта человечества сбылась! Советский врач Василий Платонов бросил вызов неизлечимой болезни и победил ее. Профессор Платонов — гордость мировой медицины!..”
— Опять ты не о том, не о том! Ох, скорее бы он кончал, этот англичанин!
— Пусть говорит, ведь он тебя так хвалит!
— Лучше бы он меня ругал, да поскорее!.. Расскажи же мне о... Нет, об этом надо вслух.
— Да-да! Сегодня в девять. Концерт. Приходи!
— Буду! Во что бы то ни стало!
А вокруг еще травы дымятся...
Отойдем-ка в сторонку, приятель,—
Утром снова им в бой подниматься!
И над ними шумят тополя.
Я поднимаюсь по лестнице большого московского ресторана. Я не хочу есть, но присаживаюсь за столик. Рядом на подоконнике лежат свежие номера газет и журналов. Наверное, чтобы не скучать в ожидании официанта. Нет! Официант уже рядом!
Меню бесконечное. Но я, почти не глядя, бросаю его на стол
— Директора!
— Простите, вы чем-то недовольны?.. Тогда объясните, мы сами уладим.
— Директора сюда!
- Непонятно. Может, вы всё-таки скажете, в чём дело?
— Только директору.
Обиженный официант уходит и через пару минут появляется вместе с директором.
— Что случилось?
— Почему в меню нет селедки и овсяной каши? Почему хлеб лежит на столах, а не выдается по норме? И потом, что это за тарелочки вместо котелков? Вторые можно прекрасно насыпать в крышку... Как вы стоите?!
На щеках директора появляются капли... Кажется, это не пот...
— Костя, черт!
— Митька!
Окончательно сбитый с толку официант исчезает. Исчезает и весь пышный ресторан, остаемся только мы вдвоем — я и наш фронтовой повар Никитин.
— Ну, покажись, покажись, Митя! Слушай, где твоя шевелюра? У тебя ведь была такая пышная шапка волос!
— Сначала была шапка, потом осталась тюбетейка волос, а теперь вообще ничего не осталось! Ты женат?
— Женат!
— И ты, Брут! Гриша женат, Вася женат, все женаты!.. Один я еще держусь, но чувствую, что пули ложатся рядом! Видно, скоро и мне... Погоди! А чего ты меня о моем ресторане не спрашиваешь?
— Ну, считай, что уже спросил.
— Тогда слушай! Ресторан первого разряда. Четыре благодарности министра. Чистота! Обслуживание! Качество! Вчера праздновали трехлетний юбилей со дня последней записи в жалобной книге. Что же ты не удивляешься?
— Ты удивлял меня в сорок третьем, когда из ничего умудрялся сочинять симфонии. А сейчас — я и не ожидал от тебя иного.
— Не-ет! Я тебя все равно удивлю! Ты знаешь, что в ресторане весь персонал изучает языки. Нет, не те, что под хреном! Иностранные языки! Ага! Начинаешь удивляться!.. Ну, погоди! Сейчас я тебя добью!
Митя бежит, лавируя между столиками, как когда-то между разрывами снарядов, и, подлетев к оркестровому брустверу, что-то выпаливает.
— Вот оно что! Наша песня.
Нарушая привал наш недолгий,
Соловьи вдруг запели некстати.
А в далёком сибирском посёлке
Мать вздыхает о сыне-солдате
Солдат согревает родная земля,
И над ними шумят тополя.
Я нетерпеливо смотрю на часы. Я хочу подогнать стрелки к той минуте, когда широко распахнутся двери и войдут мои друзья. Нет, они не войдут, они вбегут, влетят, ворвутся!..
Они придут постаревшие, но юные, веселые, умные, самые родные и самые близкие мне люди!
Они придут, принося тепло воспоминаний и огонь сегодняшних дел...
Они придут, и сразу станет тепло за кулисами! Ну что ж, тогда мы перейдем в ресторан! Об этом позаботится Митя! Они придут и будут шутить, шуметь, перебивать друг друга...
Они придут!..
Они не придут!
Они погибли на дорогах войны.
Не работает на заводе ворчливый Гриша Голубев. В сорок третьем под Черниговом, ворча, что ему дали всего две гранаты, он бросился с ними под вражеский танк.
Так и не дождалась своего счастья тоненькая девочка Нина Павловская. Попав под Харьковом в окружение, вызвала на себя огонь наша Ласточка.
Не врачует больше Василий Платонов. Во время штурма Киева упал он на сырую траву и замер навсегда, удивленно глядя в небо добрыми, умными глазами.
Не чудачит в своём ресторане Митя Никитин, наш весёлый фронтовой повар. Спит он уже 17 лет где-то в степи.
На заре пробуждается ветер,
А солдаты уснули навеки
РАДИ ЖИЗНИ НА НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ
И над ними шумят тополя.
Искусство эстрады №3 1962 г.