Аркадий ГАРЦМАН
МАСТЕР-КЛАСС РОБЕРТА ВИККЕРСА.



Несколько часов не дожил до начала нового тысячелетия Роберт ВИККЕРС — патриарх отечественной юмористики. Патриарх не дожил полгода до семидесятилетия, но многое в своей жизни успел совершить: вместе с Александром Каневским почти 30 лет был неизменным автором интермедий и концертных программ легендарных Тарапуньки и Штепселя, создателем первых украинских телевизионных "Голубых огоньков", выводил в чемпионы Советского Союза легендарную КВН-овскую команду института ГВФ /ныне КИИГА/, с его именем связаны годы становления Укрконцерта, эстрадно-цирковой студии /ныне - училище/, Украинского балета на льду, мюзик-холла... Отдельная глава — создание юмористического журнала "БЛИН" и вывод на орбиту молодой поросли юмористов.

Ему везло на общение, как везет в этой жизни только одаренным творческим людям: в одном классе с ним учились будущий академик Чазов и известный латинист, постоянный автор клуба "12 стульев" "Литературной Газеты" Юрий Шанин, в десятилетнем возрасте он снимался в одном фильме с Соломоном Михоэлсом, Амвросием Бучмой и Натальей Ужвий, в армейской самодеятельности подружился с будущей звездой БДТ Георгием Штилем, в эвакуации под Новосибирском сидел за одной партой с будущим худруком театра имени Ермоловой, а затем и Малого театра Владимиром Андреевым, в пионерском лагере подружился с Костей Степанковым...

Автору этих строк судьба подарила роскошь общения с этим светлым, веселым, необычайно требовательным и к себе, и к коллегам по ремеслу человеком. В последние 10 лет мы общались почти ежедневно. Он никогда никого не поучал, не давил авторитетом, не вспоминал о собственных заслугах и ненавидел пафос. Общение с ним было для всех, с кем он общался настоящим мастер-классом...



— Роберт Борисович, как вы относитесь к артисту N?

— Безусловно — это думающий артист: думает, что он артист. Пускай думает. Не будем его разочаровывать.



— Однажды я присутствовал на прослушивании в оркестре Олега Лундстрема. Одна из вокалисток была явно на голову выше всех: голос, внешность, энергетика. Естественно, Лундстрем выбрал ее. Но один из концертных администраторов — пожилой армянин сказал при этом удивительную фразу: "Классная чувиха! Выгонят из везде!" И, как в воду глядел: ее вскоре выгнали из оркестра и, впоследствии, выгоняли отовсюду. Есть такая категория артистов: ВЫГОНЯТ ИЗ ВЕЗДЕ!



- Наши корифеи - франковцы были теми еще озорниками! Хотя марку, конечно, держать умели. Тот же Амвросий Максимилианович Бучма мог перед спектаклем по всей строгости отчитать молодого артиста за допущенную накануне неуместную импровизацию, а сам в трагической финальной сцене, лежа в гробу, проделывал в саване дырочку ниже пояса и высовывал оттуда пальчик. Склонившиеся над гробом Наталья Ужвий и Гнат Юра впадали в истерику и весь зал от такого проявления скорби рыдал навзрыд.

— Значит, корифеям выпендриваться можно, а молодым нельзя? Когда же выпендриваться, если не в молодости?

— По этому поводу есть хороший анекдот: летят в самолете лиса и волк. Смотрят в иллюминатор и видят — на крыле сидит ворона. "Ворона, что ты там делаешь?". "Выпендриваюсь". "Давай выпендриваться вместе". Вылезли лиса и волк на крыло. Ворона подпрыгнула и взлетела. Лиса и волк подпрыгнули и камнем полетели вниз. Ворона смотрит сверху и говорит: "СНАЧАЛА ЛЕТАТЬ НАУЧИТЕСЬ, А ПОТОМ УЖЕ ВЫПЕНДРИВАЙТЕСЬ!"



— Тимошенко умел слушать собеседника, и многие понравившиеся ему истории "без совести зазрения" перелицовывал под себя, спокойно меняя место и время действия и добавляя подробностей. Иногда я не выдерживал: "Юрий Трофимович, все это было не так и не с вами!".

Он только отмахивался: "То не важно!" Неплохой принцип для юмориста.



— Сегодня на трамвайной остановке слышал, как одна девица делилась с подругой впечатлениями от свежепросмотренного индийского фильма. Ну, в общем, обычная бодяга: они полюбили друг друга, его оклеветали, разорили, посадили в тюрьму, она вышла замуж за другого, он влюбился в тюрьме в нищенку, она оказалась принцессой и получила наследство, его оправдали, он женился на нищенке-принцессе, она умерла, оставив ему наследство, он разоблачил всех своих врагов и женился на своей первой любви... Я слушал, слушал, не выдержал и говорю: "Ну как вам может нравиться такая лажа? Что вас в этой истории привлекает?". Девица подняла на меня полные слез глаза: "Ну как же вы не понимаете? Там же все, как в жизни!"



— Однажды в Черкассах, где я готовил стадионный праздник "с народными артистами и лошадями", посвященный очередной годовщине Октября, меня поселили в одном номере с народным артистом, утвержденным на роль Ленина. В любое время суток, когда б я не появился в номере, "Ленин" валялся мертвецки пьяный на кровати. И так — неделю. Подошло время концерта. "Ленина" все в том же бессознательном состоянии вынесли из номера, переодели, привязали в кузове к борту, чтоб не упал, руку прикрепили к древку знамени и в таком положении, под овации стадиона, провезли по беговой дорожке. После этого я мог хвастаться, что неделю прожил в одном помещении с заспиртованным Лениным.



— Аркадий Райкин, как и все незаурядные люди, был человеком непростым, имел тяжелый характер, а конкуренции просто не выносил. Когда замечал, что номер в исполнении кого-либо из артистов его театра пользуется успехом, тут же забирал его себе. Даже у жены Ромы забрал интермедию с домработницей (помните:"Это я сказала, это я предупредила"?). Однажды артисты взбунтовались, стали чего-то требовать, угрожать. Райкин их молча выслушал, произнес одну лишь фразу: "Вы—взбунтовавшийся гарнир!" — и всех уволил.



— Большинство наших эстрадных "зiрок" — это зарвавшаяся самодеятельность".



— Артисты-разговорники очень консервативны: цепляются до последнего за старые номера, если они принесли им успех, и панически боятся новых — а вдруг не пройдут?... Однажды меня командировали аж в Улан-Удэ — написать для местного разговорника — "первого хлопца" в Бурятии, новый репертуар.

Приехал я, написал, прочитал артисту. Он долго хохотал, потом долго благодарил, жал руку, потом ежедневно являлся ко мне в гостиничный номер, читал вслух все, что успел выучить... Премьера. Выходит он на сцену, спотыкается, падает, встает, отряхивается, говорит: "Чуть не упал!" - и, под радостное ржание зала, шпарит весь свой старый репертуар.



— Одну из эстрадных программ мы с Сашей назвали "Смех — дело серьезное". Юмор — очень сложный жанр. Поэтому среди классиков серьезных писателей - как грязи, а юмористов - раз-два и обчелся. Ну Чехов, ну Шолом-Алейхем, ну Гашек, ну Марк Твен... Да зачем далеко ходить? Перечитал я недавно "Войну и мир". Ну не смешно!



— Юмористический рассказ не может быть длинным. Печатная страничка — это идеально. Ну две. Три — это уже "Война и Мир"...



90-й год. Сидим с Виккерсом на концерте. Скучаем: что ни номер — то халтура. Наконец, объявляют выступление театра эротики, что было по тем временам еще в диковинку. Выбежали четыре девушки, быстренько разделись под музыку и убежали. Виккерс облегченно вздыхает: "Слава Богу! Эти хоть что-то показали!"



Одна из его любимых фраз была "Надо взорвать!"..

Однажды мне в пожарном порядке пришлось писать сценарий телевизионного ток-шоу. Вроде бы, получилось: понравилось и режиссеру, и артистам, и ведущей, и публике. На следующий день встречаемся с Виккерсом:

— Ну что вам сказать? Смешно, забавно, динамично, но как у всех. А надо было взорвать!

— Легко сказать. Это ведь ток-шоу — устоявшийся жанр. Если вы такой дерзкий, подскажите, как его взрывать.

— Не знаю — развел он руками — но все равно, НАДО БЫЛО ВЗОРВАТЬ!!!



22 августа 1991 года. В день окончания путча хороним тещу Виккерса — женщину, с которой у него были прекрасные отношения. Всей редколлегией "Блина" выносим гроб, по дороге на кладбище кому-то из нас приходит в голову идея свежего номера: переворот в "Блине". Начинаем оговаривать детали, обращение путчистов к народу и т. д. В результате, на кладбище гроб из автобуса выносят шесть улыбающихся мужиков.

— Ну и видик у нас у всех был! — говорит на поминках Виккерс. — А вообще-то, я лично был бы рад, если бы меня хоронили с улыбками. Можете считать эти слова завещанием.



Набиравшая популярность свежеиспеченная "зiрка", разрумянившись после выступления, подходит к стоящему за кулисами Виккерсу:

— Ну как я вам, Роберт Борисович?

— Ужжжасно! — отвечает Виккерс и отворачивается.

Румянца у "зiрки", как не бывало.



91-й год. Вечер "БЛИНА" в Доме Актера. Член редколлегии Виталик Проценко исполняет парафраз на тему известного романса: "Горите горны пионерские. Гори продажное перо / Огнем горите рожи мерзкие из галерей политбюро!..."

Вдруг в зале вскакивает с места женщина с пунцовым от злобы лицом и, потрясая кулаками, кричит, что не позволит издеваться над всенародно любимым романсом.

Секундное замешательство. На сцену выходит абсолютно спокойный Виккерс:

— Мадам, я понимаю ваши чувства. Но не разделяю. Подозреваю, что здесь я такой не один. Поэтому, прошу поднять руки тех, кому выступление юмориста нравится. Единогласно. Продолжай, Виталик.



Июль 1991 года. На три дня дворец "Украина" отдан программе "БЛИН" в "Море Смеха". Вместе с блиновцами на сцену выходили лауреаты первого международного фестиваля "Море Смеха" из Риги, Тбилиси, Москвы, Минска, и, конечно же, лауреаты Гран-при Моисеенко и Данилец. Из-за внезапно назначенного правительственного концерта график наших выступлений сдвинули на пару дней, поэтому в последнем концерте "Кролики" выступать не могли — уезжали на гастроли.

В этот последний вечер на Виккерсе лица не было — "Кролики" после фестиваля вышли на пик популярности и концерт без них смахивал на обман зрителей.

Уже перед началом Саша Володарский вспомнил, что в Киев на именины к маме приехала Клара Новикова. Из автомата на служебном входе позвонили Кларе, вытащили ее из-за стола...

Во втором отделении, когда из зала уже начали кричать: "Кроликов давай!", "Где "Кролики"?", Виккерс обратился к публике:

— Вы можете за секунду пережить плохое известие и перейти от разочарования к восторгу?

— Можем!!! — дружно ответил зал.

— "Кроликов" не будет!

— У-у-у!!!

— Выступает Клара Новикова!

- А-а-а!!!

Вечер прошел на "ура".



Первый вечер "Блина" состоялся 12 января 1991 года в Республиканском Доме Кино. Для большинства авторов, как и для автора этих строк, это был первый выход на сцену. Помню, когда вышел к микрофону и посмотрел со сцены в зал, показалось, что падаю в пропасть.

Вечер удался и буквально через пару дней в квартире Виккерса, где мы тогда работали за неимением офиса, зазвонил телефон. Дирекция Октябрьского дворца предлагала выступить и давала нам на выбор две даты: 30 или 31 марта.

— И 30-е и 31-е! - не задумываясь ответил Виккерс.

Я сначала изумился, потом испугался: Как, сразу два концерта? И где — в Октябрьском! С нашим-то опытом!

— Да! Именно сразу! Именно два концерта! Именно в Октябрьском! — горячился Виккерс.

— Да что вы на меня кричите?

- "И уверенность в победе слышат тучи в этом крике". Все будет нормально. Прорвемся!

Еще как прорвались! Два дня супераншлагов. Так начиналась наша концертная деятельность.



После первых "блиновых" концертов наша почитательница и подруга Фаина Львовна Кац сказала Виккерсу: "Роба, я поняла, что нужно сделать для того, чтобы вечер юмора удался".

- И что же?

— Нужно, чтобы это было смешно.

С тех пор фраза "Нужно, чтобы это было смешно" стала нашим кредо. Спасибо Вам, Фаина Львовна, секрет успеха теперь всегда с нами!



- Творчество — это кровавый пот. Только дилетант или невежда может подумать, что хоть что-нибудь можно сделать легко. ЗА ВСЕ НУЖНО КРОВЬ ОТДАТЬ! Подруга из ансамбля Вирского жаловалась: "Вирский просто садист! Орет, бьет линейкой по ногам, хамит, гоняет всех так, что судороги хватают! Все! Уезжаю в Москву к Игорю Моисееву!". Через пару месяцев встречаемся: "Моисеев — чудовище! По сравнению с ним, Вирский — невинный младенец." ...Вот это и есть профессионализм!



- Что такое для драматурга работа в кино, или на телевидении? Это КЛАДБИЩЕ НАДЕЖД!



— В одном рассказе должен быть один анекдот. Только один, а не два, три и даже больше, как многие себе позволяют. А это уже эклектика. Хотя, что это за дурацкое слово — эклектика?! Гораздо лучше звучит — РАЗНОЖОПИЦА.



— Однажды, когда я только начинал, мне позвонил один композитор, попросил написать слова на его музыку и продиктовал "рыбу". ("Рыба" - это стихотворный и ритмический размер для песни). Надиктовал он мне что-то примерно такое: "Я тебя любил. Ты меня любила. Ты меня убил. Морда крокодила"...

Через много лет, после смерти папы, прочитал в его дневнике: "Нечаянно прочитал Робины стихи (далее цитируется "рыба"). Какая тонкая лирика! Мой мальчик стал настоящим поэтом!"



— В 60-е годы мы с Сашей работали над программой для первого Украинского балета на льду. Вдруг в Киев приезжает американская труппа "Холидей он айс". Приходим во дворец спорта. Зал битковый. В одном из номеров вся труппа выстраивается в линию и линия эта начинает вращаться вокруг своей оси — все быстрей и быстрей... Вдруг видим, как крайний фигурист отрывается от линии и центробежной силой отбрасывается к дальнему бортику. Фигурист пытается догнать построение и уцепиться за крайнего. Он прилагает отчаянные усилия, кажется вот-вот уцепится, публика в едином порыве поддерживает его и, наконец, под овацию зала он воссоединяется с труппой.

— Вот что значит Его Величество Случай! — говорим мы друг другу по дороге домой. — Никакая фантазия не придумает того, что подскажет жизнь!

На следующий день приходим опять и что же мы видим? Ту же хохмочку в том же месте... Нет, лучшие импровизации всегда придумываются заранее...



- Когда команда КВН ГВФ стала чемпионом СССР, мало кто знал, что авторы их реприз мы с Сашей. Тогда такие вещи держались в секрете. Встречает меня однажды Ира Молостова и говорит: "Эх, вы, профессионалы! Простые студенты утерли вам нос. Вот что значит молодежный задор помноженный на импровизацию! Учитесь, пока не поздно!"... Импровизация, однако.



- И еще об импровизации. Когда в прощальном матче Блохина во втором тайме на поле выбежала его дочка Ирочка и за руку увела папу с поля, все репортеры во всех газетах написали, что то, что подсказала жизнь, не придумает ни один сценарист в мире... Ну, один все-таки нашелся... И еще: в сценарии прощального матча было мало текста, а мне нужно было оправдать гонорар. Поэтому я начал его так: "Теплый солнечный вечер"..."С чего вы взяли, что вечер будет тёплый и солнечный?" — спросили меня члены приемной комиссии. "Если я так написал, значит так и будет" - отвечаю. Так и случилось. Тоже импровизация...



— Что за поветрие пошло — называть своего героя непременно Сидоровым? Что в этой фамилии такого смешного? Если не верите, найдите какого-нибудь Сидорова и внимательно на неге посмотрите. То же самое, в анекдотах: если еврей, то обязательно или Абрам, или Хаим. Ведь есть же и другие замечательные еврейские имена. Иван, например...



- Создатель мультсериала "Ну, погоди!" Котеночкин был, конечно, великим режиссером, но и выпивохой был не из последних. Когда мы приехали в конце 70-х на кинофестиваль в Белград, югославы, узнав о его приезде, тут же выплатили ему какую-то баснословную, по тогдашним нашим меркам, сумму в долларах, поскольку выпускали обои с Волком и Зайцем.

Тут же к Котеночкину прилепились собутыльники, сразу нашлись новые друзья и пошел пир горой. Ни на один просмотр он не являлся — приползал в наш с ним гостиничный номер поздно ночью на бровях и мгновенно засыпал. В вечер перед отъездом он приполз совершенно зеленым: "Все, Роба, допился! Умираю. Жене и детям скажи, что в последние минуты думал о них."

- Да перестань - говорю — оклемаешься.

— Нет, не надо утешать. Я же чувствую — мне конец. У меня к тебе последняя просьба. Обещай, что выполнишь.

— Обещаю.

— У меня в боковом кармане еще остались 50 баксов. Достань их и принеси из бара бутылку рома... Да! И пивка прихвати для утренней опохмелки!.. Могучий был человек!



— Врагов я, конечно, научился наживать себе на ровной месте. Вот, например, И /называет фамилию известного юмориста/. Сидим за столом в ресторане ВТО в Москве. За столом - коллеги-юмористы. "И" теоретизирует: "Название произведения у человека с чувством юмора должно быть коротким, как выстрел. Вот как у Гоголя: "Нос", "Шинель", "Вий"... И я тут же добавляю: "Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем"... И всё. Все хохочут, "И" — враг на всю жизнь. Оно мне нужно было?



Ведущий артист БДТ Михаил Волков /он же — Вилф/ начинал в Киевском театре юного зрителя, откуда его выперли со скандалом. Поехал он в Питер к Товстоногову. Взяли. Вскоре утвердили на главную роль советского разведчика в фильме "Операция "Сатурн". В фильме есть эпизод: разведчику в руки попадает список советских предателей из немецкой разведшколы. Миша прочитал на репетиции список и возмутился: "Ну что это за фамилии? Где вы их взяли?!".

— Да какая тебе разница? - пожал плечами режиссер. Не нравятся эти, назови другие.

И Волков тогда внес в список предателей фамилии всех бывших коллег по ТЮЗу Отомстил!



— Первый артист, для которого мы с Сашей написали интермедию, был известный в Киеве конферансье. Он прочитал, пришел в неописуемый восторг и отвалил нам невероятную по нашим меркам сумму. Попросил еще. Написали. Принесли. Не понравилось. Написали еще. Принесли. Опять не понравилось. После пятого раза он нам сказал: "Мальчики, я понял: то, что вы принесли мне в первый раз — это был ваш "Чапаев"

- ???

— Братья Васильевы тоже после "Чапаева" ничего путного сделать не смогли. И вы больше не напрягайтесь...

Слава богу, он ошибся. Но ситуация очень распространенная.



— В 50-е годы невероятно популярен был певец из Баку Рашид Бейбутов. Песни в его исполнении "Ах, эта девушка!", "Только у любимой могут быть такие необыкновенные глаза" пользовались бешеным успехом. В странах Востока его принимали у себя шейхи, эмиры, султаны и дарили деньги, драгоценности, ковры, а один шейх даже стадо слонов подарил. Забавно было наблюдать, как он, выводя рулады: "Нефтяник, ты мой брат!" и прочая, и прочая, тянул к "братьям", сидящим в зале, унизанные драгоценными перстнями пальцы.

Однажды Бейбутов предложил Тимошенко и Березину: "А давайте сделаем совместную программу и будем катать ее по всей стране".

Юра и Фима удивились: "А как же мы будем работать вместе?".

— Очень просто — пояснил Рашид — концерт мы построим так: песня — стенка, песня — стенка, песня — стенка... До Юры и Фимы не сразу дошло, что "стенка" — это сценка.

А вообше-то, очень точный рецепт любого эстрадного действа: песня — сценка, песня - сценка. Я об этом принципе с тех пор всегда помню. И вам советую.



— Эстрада без пошлости невозможна. Как бы эстеты не возмущались. Ведь это — площадной жанр. Зритель без малой толики пошлости начнет в зале задыхаться, как тот анекдотический любовник, запертый в шкафу с парфюмерией. Помните, что он попросил, когда выполз из шкафа: "Говна мне! Говна!". Что для автора важно в этой ситуации? НЕ ПЕРЕГОВНИТЪ.



— Что такое попса? Это популярная музыка, в которой нет мысли. Что такое попса в юморе? Это юмор без подтекста. То есть, почти щекотка.



Одним из корифеев эстрадной драматургии в СССР был Владимир Соломонович Поляков. Он писал для всех: Мирова и Новицкого, Шурова и Рыкунина, долгие годы был единственным автором Аркадия Райкина.

Денег у него по тем временам было немеряно, но его губила одна привычка — любил жениться на молоденьких. Часто и регулярно. Причем, жены его столь же часто и регулярно бросали, предварительно обобрав до нитки. В конце 60-х Поляков разругался с Райкиным и создал свой театр миниатюр. Конечно же, начались козни, интриги, какие-то деятели решили театр у него отобрать, выставляя главным аргументом недостаточное "облико морале" Виктора Соломоновича. И тогда Поляков вспомнил о своем давнем армейском дружке — начальнике политотдела знаменитой 18-й армии Леониде Ильиче Брежневе. При политотделе был армейский театр, худрук которого Поляков успешно поставлял замполиту хорошеньких артисточек...

Короче, находит он концы и добивается приема. Генсек в те годы был еще, как говорится, в здравом уме и трезвой памяти. В приемной худрука предупреждают: "У вас пять минут" и заводят в кабинет. Генсек раскрывает ему обьятия и начинает рыдать. Рыдает и спрашивает: "А помнишь Галочку? А помнишь Анечку? А помнишь Капитолину Арнольдовну?"... Через два часа опомнился: "А зачем ты, собственно, пришел?"

— Так и так. Театр отбирают. Прошу помочь. Вот заявление.

— Да нахрен мне твое заявление? Ты думаешь, меня здесь кто-нибудь вообще слушает? Все эти мои портреты, кинохроника, теленовости — только зримость власти. На самом деле, они все прикрываются моим именем и творят, что хотят. Так что извини, рад бы помочь, но не могу.

Вот что значит — опытный аппаратчик... Правда, Поляков не очень-то и огорчился. Слух о том, что он два часа просидел в кабинете Брежнева шел уже впереди его и все споры с тех пор решались только в его пользу.



У нас с Сашей был похожий случай: Министерство культуры Украины совместно с Укрконцертом объявило конкурс на лучший политический фельетон. Все члены комиссии в один голос уверяли нас, что лучшая работа — наша, а в результате — полный пролет.

После объявления результатов хмурые, злые, проходим мимо главпочтамта. "А давай наш фельетон в "Правду" отошлем" — говорит Саша. "Ты с ума сошел! Кто мы такие? Кто мы для "Правды"? Два неизвестных киевских еврея!"

— Значит, имеем шанс стать известными. А "нет" у нас всегда в кармане.

Отослали, через две недели наш фельетон выходит в "Правде". И сразу же раздается звонок из Укрконцерта: "Где же ваш фельетон? Приносите, обязательно будем ставить!"



— И еще о "руке Москвы". Песню "Четыре таракана и сверчок" мы написали для политического фельетона, который исполнял Константин Яницкий. Песня моментально стала шлягером. Но не долго музыка играла: нас, голубчиков, за ушко вытащили на бюро Ленинградского райкома партии, разделали в пух и прах, обвинив песню в безыдейности, низкопоклонстве перед западом, безвкусице и еще бог знает в чем. Постановили: вредную песню запретить. В тот же вечер по московскому радио "Маяк" и Центральному телевидению ее исполнил детский хор Локтева. О запрете мгновенно забыли все.



— Ругать Шарварко стало правилом хорошего тона. А что, те, кто ругает, могут сделать лучше? Сомневаюсь. В нем, по крайней мере, есть кураж и хорошая творческая наглость.

Приехали мы с ним в Москву делать в комплексе "Олимпийский" концерт, посвященный закрытию ХХVIII съезда КПСС. Захожу на верхний ярус: боже, как высоко! Сцена сверху кажется такой маленькой! Думаю, как же обставить выступление Ротару так, чтоб визуально не проиграть. Говорю: "Борис Георгиевич, вот бы организовать выезд Сони, подпевки и балета на машинах!"

— Каких таких машинах?

— В аэропорту можно взять трапы, задрапировать и пусть на них выезжают. Только кто ж нам эти трапы даст?..

Через день у меня в номере звонок: "Роберт, куда вы пропали? Трапы уже на сцене!".

Пусть кто-нибудь из критиков попробует хотя бы трапы достать, а потом уже выступает!



— В какой-то момент нас с Сашей стала раздражать консервативность режиссеров-постановщиков, работающих с Тимошенко и Березиным. Мы ворчали, ворчали и доворчались. Сидим однажды у Юрия Трофимовича дома и опять заговариваем о режиссуре.

— Ну, и кто же, на сегодняшний день, у нас лучший режиссер, по-вашему? — спрашивает он.

Отвечаем, не сговариваясь: "Любимов!"

Юрий Трофимович, ни слова не говоря, тут же подходит к телефону, набирает номер и поет в трубку: "Цветок душистых прерий!"

— Лаврентий Палыч Берий! — отзывается на другом конце Любимов. - Юрка! Привет! Ты куда пропал? Оказывается, оба служили в ансамбле МВД, куратором которого был сам Берия.

— Так, так и так — говорит Тимошенко, - Когда можешь приехать?

— Сегодня уже не успею, а завтра встречай.

И действительно, приехал, причем не один, а с художником Давидом Боровским. Заехали к Юрию Трофимовичу, вспомнили былое, заговорили о постановке. И здесь Любимов стал потрясать нас творческими находками. Для театра, это, конечно, было и смело к дерзко, но для эстрады — жанра, который должен быть понятен любому дебилу, это не годилось никак. Доконал нас Боровский, набросавший на следующий день эскиз декораций. Задник сцены украшала костяшка домино размером где-то 3x4 метра.

— Что это, Давид?

— У вас есть номер о рыбе. А эта костяшка и есть "рыба". Только доминошная. Правда, классно?..

В общем, три дня мы с ними выпивали—закусывали, а когда провожали на вокзал, речи о постановке уже никто не вел. Так и работали дальше с режиссерами- консерваторами.



— С композиторами было полегче. Пригласили однажды написать музыку к спектаклю находящегося в зените славы после "Бременских музыкантов" Геннадия Гладкова. Встречаем на вокзале его с братом, а они из купе выйти не в состоянии, так накачались. Завезли их в гостиницу, неделю они оттуда даже не выходили - только квасили. Через неделю звонит Гладков — приезжайте, садится за рояль и играет буквально с листа всю музыку к спектаклю. Мы только ахнули. Приняли все без единого замечания.

Загрузили мы их с братом, как дрова, в купе и, когда поезд тронулся, головами покачали. Воистину, талант не пропьешь!



С Тимошенко и Березиным постоянно работал легендарный администратор Александр Эткин. Все наши сценарии начинались словами: "Выходит Эткин". Это значило, что за каждый выход Эткину полагалось пять рублей.

В Днепропетровске к Эткину пришел корреспондент вечерней газеты, Эткин, как и положено, выписал ему лучшие места, а на следующий день с удивлением прочитал рецензию. Журналисту нравилось все: спектакль, декорации, музыка, игра артистов, тексты. И только одна мелкая деталь вызывала его недоумение: "Совершенно непонятно, зачем на сцене появляется артист Эткин и артист ли он вообще?".

Вечером перед спектаклем журналист с газетой в руках появился в гримерке:

- Ну, как вам моя рецензия?

— Молодой человек, - ласковым бархатным баритоном начал Эткин — у нас в стране, конечно, свобода слова, и вы можете писать все, что хотите, но позвольте и мне в таком случае сказать все, что я о вас думаю... Ах ты, говнюк!.. - Эткин схватил журналиста за воротник, встряхнул так, что на пиджаке оборвались пуговицы, приподнял над полом и, матеря на чем свет стоит, спустил со всех лестниц.



- Эткин славился своим женолюбием. Всех своих пассий в лицо не мог запомнить и на вопрос: "Вы меня узнаете?" отвечал: "Год? Город? Гостиница?"...

В последние годы жизни, его прибрала к рукам дама, которую мы с Сашей за хищный профиль прозвали "Орёл".

Едем как-то на гастроли в Крым. На какой-то станции я купил в киоске тоненькую книжечку из библиотечки "Огонька" — стихи какого-то никому не известного поэта. Стою в вагонном коридорчике у окна. Читаю. Подходит Эткин: "Ты, Роба, в своем репертуаре. Все нормальные люди в дороге бухают, закусывают, знакомятся с дамами, а ты читаешь всякую... Ану, дай сюда... Твою мать! Поэт такой-то: Хотел бы я держать тебя за руки,/Когда тебя я вижу, я живу./ Родная, я не выдержу разлуки/ Приди ко мне во сне и наяву!"...Тьфу, б..! Фуфло какое! И пишут же такое фуфло! Ну, ты читай, а я пошел в ресторан... Хотя, знаешь что? Перепиши мне эту кирзу, я ее Орлу пошлю."...

Прошли годы. Похороны Эткина. Над свежезасыпанной могилой стоит скорбящая семья. Чуть поодаль рыдает Орел: "это был такой человек! Многие считали, что он грубый, наглый, циничный, а он...Он был таким тонким! Таким ранимым! Он же стихи мне посвящал! Послушай, Роба: "Хотел бы я держать тебя за руку,/ Когда тебя я вижу, я живу..." Да! Поэзия творит чудеса.



— Однажды Эткин сказал: "Все у меня в жизни уже было: водка, бабы, деньги. Машину купил, квартиру купил, дочке квартиру тоже купил. Теперь смерть бы себе легкую купить. Вот как у Илюши Набатова — пришел домой после концерта, лег в постель с газетой - и всё"...

Прошло несколько дней. Эткин должен заехать за Тимошенко и Березиным на машине. Проходит десять минут, двадцать, полчаса, а Эткина, который всегда славился пунктуальностью, нет. Телефон не отвечает. Едут к нему на такси. Дверь никто не открывает. Тимошенко через соседский балкон перебирается на балкон Эткина и через оконное стекло видит своего администратора в постели. На лбу — очки, в руках—газета...



— Время от времени Тимошенко впадал в меланхолию. Однажды утром в Крыму перед походом на пляж захожу к нему в номер. Лежит на кровати одетый, скрестив руки на груди.

— Вы чего тут лежите, Юрий Трофимович?

— Представляю себе, как буду лежать в гробу.

— Да вы что? Лето, Крым, море, а у вас такие мысли.

— Да я ж не только о себе думаю. О тебе тоже. Представляешь, пройдут годы, меня уже не будет, ты опять приедешь в Крым, познакомишься с дамой, поведешь в ресторан и между горячим и десертом, она вдруг скажет: "А Тимошенко был неплохим артистом."

Тогда ты сразу взовьешься соколом: "Тимошенко?! Да он умер на моих руках!"... Вам, Аркадий, я разрешаю то же самое говорить обо мне.



— В последний год своей жизни Тимошенко, уже зная, что обречен, ходил прощаться с друзьями, мирился с недругами, извинялся перед теми, кого обидел, хоронил сверстников. После похорон, обычно рассказывал: "Вчера гуляли на похоронах у ... Повеселились!"



Прихожу проведать Роберта Виккерса после первого инсульта.

— Ну не смотрите на меня так озабоченно. Лучше вспомните анекдот: умирает старый еврей. Врач напутствует его друга перед тем, как впустить в комнату умирающего: "Ему нужны положительные эмоции. Побольше веселья и оптимизма!".

Гость, потирая руки, входит в комнату: "Ну что, умираем?!"



Самый короткий анекдот еврей-колхозник. Партия решила претворить этот анекдот в жизнь. В 1941-м году на Киевской киностудии снимался кинофильм "Фроим-Сокол" о еврейском колхозе.

10 летний Роба Виккерс был утвержден на одну из главных ролей. Компания подобралась неплохая: Наталья Ужвий, Амвросий Бучма, Соломон Михоэлс. Между Михоэлсом и Робой завязалась крепкая мужская дружба. 22 июня застало их под Черниговом. Все дороги были забиты беженцами, добраться до Киева было невозможно, но отец Робы каким-то образом пробился до Чернигова и увез сына в Ельцовку под Новосибирском. Там мальчик работал на авиазаводе и учился в школе.

Зимой 43-го театр Михоэлса прибыл в Ельцовку. Роба прибежал в Дом культуры. Войти невозможно: слишком много желающих. Мальчик все же как-то исхитрился проскользнуть мимо билетеров и пробрался в гримерку к артисту. Михоэлс его не узнал — перед ним стоял исхудавший от недоедания, вытянувшийся чумазый мальчишка в летном шлеме. "Чернигов. Фроим Сокол" - прошептал мальчик. У Михоэлса задрожали губы: "Роба" - выдохнул он и заплакал. Все три дня артист не отпускал его от себя. Это была их последняя встреча.



В больнице на следующий день после выписки из реанимации: — Завозят меня в реанимацию, кладут под капельницу и оставляют одного. Причина уважительная — день рождения старшей сестры. Лежу, умираю. Слышу, как доносятся издалека отголоски чужого веселья. Часа в два ночи за стенкой слышу голоса: в пустой соседней палате врач убалтывает медсестру. Сначала она не давала, потом часа в три дала, потом начала плакать, он ее утешал, а я лежал и думал: ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ!



Обратите внимание на койку у окна. Этот мужичок достал всех: требует выдать ему индивидуальную ложку на том основании, что он чернобылец. И все ему вежливо объясняют, что правила здесь для всех одни, а ложку будут выдавать перед приемом пищи. Дошел до главврача больницы — результат тот же. Сегодня утром он лежит и рассуждает вслух: "Значит так, сегодня воскресенье, наши все разъехались по огородам, надо найти одежду, одолжить денег, добраться до автовокзала, а оттуда — автобусом на Житомир..."

Все ему: "Да ты с ума сошел! Тебя же еле откачали! И вставать тебе нельзя! Зачем тебе ехать?"

А он: "Как зачем? Ложку взять"...

Ну чем не Чехов?



В последние годы его часто обманывали. Один известный издатель, много и часто призывающий всех к честности, порядочности и благородству, издал книжку еврейских анекдотов, над которой Виккерс работал много лет, и даже не потрудился сообщить об этом автору.

Другой фальшивый "симпатяга" уговорил его подготовить в сжатые сроки календарь юмора. Результат тот же. Таких случаев было, увы, много. Но он не озлобился.

- Что в таких случаях главное? — говорил он — ПЛЮНУЛ, ОТМЫЛСЯ И ПОШЕЛ ДАЛЬШЕ.



Вечером 31-го декабря сын Виккерса - Евгений оставил его на попечение платной сиделки, которую предложила администрация больницы. В 9 часов утра, когда Евгений явился в больницу, ему сообщили, что отец умер.

— Как? Когда?

— Может в восемь вечера, а может в десять, МЫ ШО, ДОЛЖНЫ ПОМНИТЬ?

— Как же так, Женя, — спрашиваю сына — неужели у них не было твоего номера телефона?

— Был. Может, они просто не хотели нас огорчать?

Наивный парень...

Грустная символика: он со своей интеллигентностью, порядочностью и высоким чувством ответственности остался в минувшем тысячелетии, а жлобство, бессердечие и бескультурье легко перешагнуло в новую эпоху.

Слава богу, у него остались ученики, которые навсегда запомнят его МАСТЕР-КЛАССЫ.

2001 г.