Роберт ВИККЕРС

Публикации в газетах


Ванько (майже за Чеховим) (Лiтературна Україна, №104, ????)
Песня заморского гостя (Литературная газета, №44, 27 октября 1971)
Как стать любимым (Труд, 1 мая 1972)
Посидели (Комсомольская правда, №142(14428), 18 июня 1972)
Просто из принципа (Социалистическая индустрия, №99(1168), 27 апреля 1973)
Слово на эстраде (Правда Украины, 25 августа 1973)
Новый метод (Труд, 7 апреля 1974)
Сапоги (Правда Украины, 1 января 1976)
Сапоги (Неделя, №7, 16 февраля 1976)
В первый раз (Правда Украины, 2 сентября 1976)
Дежурный вагон (Правда Украины, 31 декабря 1976)
Агiтбригада i час (Культура i життя, 27 червня 1977)
Подробицi при зустрiчi - Телефонна розмова з Жаном Татляном (Вечiрнiй Київ, №246(13761), 26 жовтня 1989)

Роберт ВIККЕРС
Ванько (майже за Чеховим)
(Лiтературна Україна, №104, ????)



Ванько Жуков, дев'ятирiчний хлопчик, який недавно переїхав до мiста з села, нiяк не мiг заснути. Дочекавшись, коли батьки пiшли на новорiчний бал у Палац спорту, вiн устав з лiжка, одягнувся, вийняв з ранця папiр, ручку i став писати:

"Милий дiдусю Костянтине Макаровичу! - виводив вiн акуратно. - Вiтаю тебе зi святом. Справи в мене йдуть непогано. Школа тут подовжена, з математичним ухилом, i всi хлопцi теж подовженi i з ухилом..."

Вiн зiтхнув, подивився у вiкно, де в свiтлi реклам мерехтiли снiжинки, й уявив дiдуся Макаровича, який спершу з бабусею, а потiм сам ростив його до недавнього часу. Ночами дiд сторожував у колгоспi, а вдень шевцював, ремонтуючи односельцям чоботи. Дiдусь часто водив його до лiсу - збирати ягоди, гриби, дикi грушки; не лаяв, коли Iвась, загулявшись, запiзнювався на обiд, а вечорами дозволяв смолити дратву. Зараз Макарович, напевне, крекчучи, злазить з печi й iде на вартування. А з ним вiрний супутник - щеня В'юн... Ванько зiтхнув i знов узявся до писання.

"А вчора мене не пустили дивитися мультики по телевiзору за те, що сплутав iнфiнiтив з iмперативом. Їх треба знати, щоб вирости полiглотом, який знає iноземнi мови. Для цього тато бере менi уроки в англiйця Федора Савелiйовича Хрякова, який навчається в iнститутi, i коли я маю совiсть, то повинен учити мову, щоб даремно грошi не пропадали.

А мама возить мене через усе мiсто на ковзанку. Вона каже, що з моїми даними з мене обов'язково вийде Бiлоусов i Протопопова. Та сьогоднi я, катаючись на ковзанах, заснув i розбив собi носа".

Ванько витер кулаком очi й схлипнув.

"А заснув я тому, що пiзно займався по музицi, щоб вирости, як сказав тато, гармонiйною людиною. Гармонiйною, дорогий дiдусю, це не на гармошцi грати, а на фортеп'яно - такому ж, як у нас у клубi, тiльки гiршому, бо на ньому змушують вчитися. Мама сказала навiть, що коли я й не буду музикантом, то запам'ятаю цю музику до самiсiнької смертi..."

Ванько гiрко засопiв i знову втупився у вiкно. Вiн згадав, як ходили вони з дiдом за ялинкою для школи, Весело було! Молодi ялинки, вкутанi iнеєм, стоять тихо, анiтелень. Раптом, де тiльки й взявся, летить стрiлою по кучугурах заєць...

"Крiм усього, я ще займаюся художнiм вишиванням, бо дочка татового начальника ним займається, i це їй дуже корисно.

Приїжджай швидше, дорогий дiдусю, й забери мене звiдси, а то раптом ще в мене якiсь данi знайдуть i нових педагогiв навишукують. Пропаще тодi моє життя..."

Ванько пiдписався, поклав лист у конверт, написав iндекс села й адресу дiдуся. Потiм вийшов на сходи, опустився на перший поверх у лiфтi, вискочив на вулицю й кинув листа до скриньки...

За годину вiн мiцно спав. Йому снилася пiч. На печi, звiсивши ноги, сидить дiдусь i читає листа. Бiля печi ходить В'юн i крутить хвостом.

Роберт ВИККЕРС, Александр КАНЕВСКИЙ
Песня заморского гостя
(Литературная газета, №44, 27 октября 1971)



Концерт шел вяло, но конферансье не унывал. Он знал, что "гвоздь программы" впереди. И действительно, когда с эстрады прозвучало иностранное имя иностранного исполнителя иностранных песен, в зале раздались дружные аплодисменты. А навстречу аплодисментам на сцену выпорхнул и сам Альберто Модерато, любимец публики, записавший миллиард пластинок и снявшийся в миллионе кинофильмов.

Нежно прижимая к губам блестящий микрофон, он заговорил с очаровательным зарубежным акцентом:

- Добрый вечер, друзья! Я исполняль для вас песенку о молодом девушке, который полюбиль молодую парню. Они очень любиль между собой, но не имель кушать и застреливаль друг друга из пистолет.

Дружный вздох зала свидетельствовал о том, что зрители сочувственно отнеслись к печальной истории.

- Мы будем пель вместе. Я начиналь, а вы подхватываль. У нас очень здорово получивалься.

Грянула музыка. Певец великолепным прыжком перемахнул через оркестровую яму и оказался среди зрителей. Тут он почувствовал себя в своей стихии. Он пел, страстно целуя сидящих в зале девушек и похлопывая по плечам парней, чем вызвал легкое раздражение. В условленном месте певец широко взмахнул кружевными манжетами. Вот тут-то и должно было грянуть общее "тра-ля-ля".

Но оно не грянуло.

- Вы просто не успеваль вступиль, - оправдал гастролер зрителей. - Не будем переживаль, я начиналь сначала.

Прыжок - и Модерато снова оказался на сцене. Закрыв глаза и делая волны шнуром от микрофона, он ещё раз поведал о судьбе несчастных влюблённых и, дойдя до припева, всем телом подал сигнал и даже подсказал иностранным шёпотом: "Тра-ля-ля!".

Зал молчал. Альберто обиделся:

- Я пель в Марсель, в Рио-де-Жанейро и в Руанда-Урунди. Я выступаль на фестиваль и получаль диплом за настойчивость. И со мной всюду пель. Я же вам объясняль: девушка любит парню. Для нее очень важно, чтобы вы пель. И для парни это важно. И для меня. Ну! Это же так просто: "Тра-ля-ля"...

В зале стояла целебная дачная тишина.

Лицо Модерато покрылось пятнами, очертания которых напоминали те страны, чье население дружно подпевало ему.

- Вы не хотель пель принципиально? - возмутился артист. - Тогда я уходиль. Насовсем. Я вернулься только, когда вы запель.

Зрители не запели, а Модерато не ушел.

- Значит, вы решиль не пель, - процедил он сквозь зубы. - Браво! Брависсимо! Я тоже не буду пель. Я буду сидель тут, пока вы не запель.

Альберто сел на барабан и по-наполеоновски скрестил руки на груди.

- Если вы не хотель пель, зачем вы приходиль? - грозно зарычал он. - Уходиль! Все уходиль! Я буду пель для пустой заль!

Публика ощетинилась. Тишина становилась тягостной и зловещей.

- Ну, почему вы упрямилься? - ласково обратился он к зрителям. - Вы обижалься, что я на вас кричаль? Я больше не будет. Я извинялься.

Тишина подобрела, и Альберто раскис.

- Со мной нигде не хотель пель, - признался он. - Ни в Марсель, ни в Рио. Я вам все наврио... И с фестиваль меня прогналь...

Он всхлипнул по-заграничному, и настоящие слёзы потекли по всем странам его расстроенного лица.

- Я умоляль! - гастролер рухнул на колени. - Ради моя жена и дети. Пожалуйста! Только один "тра-ля-ля"!

Зрителям стало жаль раскаявшегося иностранца. Казалось, попроси он еще самую малость, и прозвучит наконец это злополучное "тра-ля-ля".

Но у Модерато не хватило терпения. Он яростно взвился с колен, гордо отряхнул брюки и, схватив микрофон за горло, зашипел:

- Ах, так! Ну, подождаль! Вы у меня все равно запель!

Гастролер вытащил из-под фалд сюртука два огромных пистолета, заготовленных для эффектной сцены убийства влюбленных парня и девушки.

Он навел пистолеты на замерший от неожиданности зал и холодно отсчитал на трех языках:

- Уна, ту, драй!

На угрозу зрители ответили дружным, сплоченным молчанием.

И Модерато понял, что проиграл. Он задрожал, застонал, захрипел, поднес пистолеты к вспотевшим вискам, нажал на курки и бездыханным рухнул на холодные доски эстрады.

Тра-ля-ля...

Роберт ВИККЕРС
Как стать любимым
(Труд, 1 мая 1972)



- Что брать будем? - спросила официантка.

Я заказал кофе с булочкой.

Она принесла кофе с булочкой и обиженно сказала:

- Хорош посетитель! Знала бы, не подходила...

- Куда ехать будем? - спросил водитель такси.

Я назвал адрес ближайшей химчистки. Он удивился:

- Кто же туда на такси ездит? Всего-то полчаса ходьбы. Знал бы, не останавливался...

- Что чистить будем? - спросила приемщица.

Я указал на пятно.

- Что ж тут чистить? Тут плюнуть надо и растереть, а не в чистку тащить. Хорош клиент! Знала бы...

Идя по улице, я думал о том, сколько огорчений доставил стольким хорошим людям. Нет, с этим надо кончать!

Я зашел в сберкассу я снял с книжки все, что накопил за годы своей бесполезной для сферы обслуживания жизни.

- Что брать будем? - спросила официантка.

- Ведро "Столичной" и корыто мясного салата.

- Вот это посетитель! - восхищенно прошептала девушка.

- Куда поедем? - спросил водитель.

- В Хабаровск и обратно.

- Да с таким пассажиром хоть в космос! - радостно закричал шофер и выбросил в окно табличку "Не курить".

- Что чистить будем? - спросила приемщица.

- Четыре одеяла, шесть ковров, чехол для нефтевышки к живого слона.

- Благодетель ты наш! Сымай пиджачок, я тебе его заодно отчищу!..

В общем меня полюбили.

Роберт ВИККЕРС
Посидели
(Комсомольская правда, №142(14428), 18 июня 1972)



- Нина Ефимовна, сколько осталось до конца работы?

- Полтора часа.

- У Ниночки новые часы?

- Это мне муж ко дню рождения подарил.

- Полтора часа - два тайма. Кстати, как наши вчера сыграли?

- Не слыхал. Я на рыбалке был. Вот такого леща поймал!

- Что лещ! Дельфин - это тип. Все понимает - разговаривает на своем языке!

- Язык лучше всего тушить с луком. Советую попробовать.

- Некогда. Я вяжу кофточку. В "Работнице" прекрасная выкройка. Я вам принесу для жены.

- Жена в Сочи. Пишет, что на пляже негде яблоку упасть.

- В Сочи хорошо ехать в сентябре.

- В сентябре наш Валерка идет в первый класс.

- "Литературка" пишет, что школьные программы очень перегружены...

- Вот и рабочий день закончился. Скучновато живем. Весь день - дела, дела. Хоть бы раз забыть о работе.

- А что, если пойти в ресторан? Всем отделом. Потанцевать, повеселиться, отвлечься. Прямо сейчас и пойти.

- Отличная идея! Кто "за"? - Принято единогласно!

- Официант! Одиннадцать котлет, один шницель, бутылку вина, поллитра столичной, пятьдесят граммов коньяка. Гулять так гулять!

- Нина Ефимовна, как движется квартальный отчет?

- Еще на поступили сводки из цехов.

- Безобразие! А я предупреждал. Сидорчука давно пора уволить!

- Местком не допустит.

Кстати, завтра заседание по дисциплине, вам надо быть.

- Завтра я в тресте. Дерюгина хотят перевести в Саратов.

- Есть прекрасная кандидатура на его место.

- Товарищи, учтите, что в следующем квартале наше предприятие берется за освоение новой продукции.

- Я подумаю над этим. И еще меня волнует вопрос о командировках.

- А я не знаю, что ответить Дерюгину.

- Ну вот и посидели, отдохнули, отвлеклись... А завтра с новыми силами на работу!

Роберт ВИККЕРС
Просто из принципа
(Социалистическая индустрия, №99(1168), 27 апреля 1973)



Заведую я отделом в НИИ. Институт неплохой, и отдел хороший. С директором только у нас не ладится. Подают ему список на премии - он всех утверждает, а меня вычеркивает. Или распределяют квартиры. Мне не дают, а какому-то Дубкову предоставляют в первую очередь.

И дело тут даже не во мне лично, а в принципе. В справедливости. Должен сказать, что ради справедливости я ничего не пожалею.

Сообщаю о своих обидах, директор отмахивается. У тебя, говорит, односторонний подход к вопросу. Фактически оставил мои претензии беэ ответа. Тогда я решил изложить все в письменном виде. На документы обязан же он как-то реагировать. Написал, жду ответа.

Тут возникают непредвиденные обстоятельства. Сперва он заболевает, затем уходит в отпуск, а потом переходит на другую работу.

Директором временно назначают меня. В целом приятно, только довольно хлопотно. Выходит, что на мне висят и отдел, и институт.

Утром прихожу в директорский кабинет, начинаю разбирать бумаги и тут вижу свое заявление. Просто смех. Нелепые какие-то претензии, на кляузу больше смахивают. Но отвечать надо, ничего не поделаешь, я и лишу:

"Премии получил тот, кто их заслужил. А начальний отдела в разработке премированного проекта пальцем о палец не ударил Квартиру предоставили "не какому-то Дубкову", а ценному работнику Дубкову".

Мой обстоятельный ответ через час был вручен мне в отделе. Прочитал я его и возмутился. Да это же не деловые возражения, а формальная отписка. Тут же сгоряча настрочил опровержение.

"Если премии получает тот, кто заслужил, то позволительно спросить: каким образом в списке оказался директор? Уж если кто-нибудь не ударял пальцем о палец в работе над проектом так это в первую очередь он. ...Дубков, несомненно, большой специалист, но существует ведь очередь на получение жилплощади. И имеются сотрудники, которые живут в одной квартире с тещей...".

Когда секретарша мне, как директору, передала мою собственную писанину, я задрожал от негодования. Пришлось взять себя в руки и дать зарвавшемуся заведующему достойную отповедь в письменном виде:

"Для того чтобы получать премию, директору незачем ударять пальцем о палец. Это не входит в его служебные обязанности. Ему руководить надо. Он и руководил. И за это премирован.

...Пресловутые сотрудники, "живущие в одной квартире с тещей" занимают там метраж, втрое превосходящий нормативы, и должны быть благодарны директору".

Оставить без ответа такое было свыше моих сил. На обрывке бумаги я написал: "Наглый самодур". И отправил директору.

На обороте записки я написал: "Жалкий склочник".

И приказом по институту я снял себя с должности завотделом за клевету.

Возмущенный этим приказом я написал жалобу в главк, откуда незамедлительно поступил сигнал об освобождении меня от временно занимаемой должности директора.

Короче говоря, я своего добился.

Теперь бы, казалось, жить да радоваться. Но нет. Стыдно мне за себя стало. Вот и решил довести дело до конца и разоблачить себя в газете.

Не потому что я и себе лично что-то имею. Просто из принципа. Ради справедливости.

Роберт ВИККЕРС
Слово на эстраде
(Правда Украины, 25 августа 1973)



Эстрадное искусство, подвижное и доступное, оперативное и разнообразное, пользуется большой любовью народа. Тысячи клубов, сотни концертных залов, дворцов культуры постоянно предоставляют свои сцены артистам эстрады, а программы, переданные по радио и телевидению, собирают многомиллионные аудитории.

Многие сетуют на то, что в последнее время главное место в концертах заняли вокально-инструментальные ансамбли, значительно потеснив при этом так называемый "разговорный жанр". Это не совсем верно, хотя бы потому, что слово является обязательным компонентом песен, исполняемых теми же ансамблями. О неослабевающем интересе к произведениям эстрадной драматургии свидетельствует неизменный успех выступлений наших лучших мастеров эстрады. А с каким нетерпением ожидают зрители появления конферансье, фельетониста или куплетиста в обычном, так называемом сборном, концерте, с какой готовностью откликаются на их рассказы, шутки... Нет, звучащее слово по-прежнему занимает на подмостках важное место и в праздники и в будни.

У звучащей литературы, каковой по сути является эстрадный репертуар, большая и славная история. У ее истоков находятся замечательные народные былины и оды первых наших стихотворцев - произведения, немыслимые вне исполнения. Именно с подобной оды началась великая миссия Пушкина в литературе. Далеко не просто определить, какая стихия ярче в творчестве великого поэта - стихия звучащего слова или стихия слова, запечатленного на страницах его книг. Тараса Шевченко народ называет Кобзарем, и это не только метафора; его мудрые и пылкие строки родились на живительной почве народных сказаний и песен и сами в них превратились.

Новый поток звучащего слова вызван к жизни Великим Октябрем. Замечательный поэт нашего времени В. Маяковский писал: "Поэзия перестала быть только тем, что видимо глазами. Революция дала слышимую поэзию". Именно такой "слышимой поэзией" стали в наши дни и "Василий Теркин" А. Твардовского, и "Партiя веде" П. Тычины, и многие другие произведения советской литературы.

Давно закрепились на эстраде произведения Чехова, Нечуя-Левицкого, Зощенко, Остапа Вишни - они в равной степени принадлежат литературе "книжной" и той "звучащей", "слышимой" литературе, о которой идет речь. Сегодня с неменьшей силой звучат с украинской эстрады произведения писателей - наших современников. Это новеллы О. Гончара, стихи Б. Олейника, фельетоны С. Олейника, П. Глазового и других литераторов.

Большая роль, которую слово звучащее играло и продолжает играть в нашей культуре, требует и большой ответственности от всех, кто работает в этом жанре искусства.

У нас в стране и, в частности, на Украине специально для эстрады работает солидный отряд авторов. Как же обстоят нынче дела в этом цехе литературы?

Эстрадная программа - это не просто набор разножанровых номеров; при более глубоком рассмотрении - это программа художественного мышления, программа идей, облеченных в более или менее серьезную форму. И, конечно же, наибольшую ценность представляют программы, отличающиеся не случайным подбором номеров, а единым исполнительским, режиссерским и, прежде всего, авторским замыслом и решением. Успех лучших эстрадных представлений в большой степени определен качественной в литературном отношении работой драматургов, чьи сценки, интермедии, диалоги, порой легкие по форме, позволяют исполнителям коснуться острых проблем нашей жизни, своими способами воспеть новое и обрушиться на отживающее старое. И шутка, и песенка оказываются тут средством для выявления гражданской позиции авторов и артистов.

Немало эстрадных произведений посвящено Владимиру Ильичу Ленину, дружбе народов нашего государства, героическому подвигу советского народа в годы войны и победам в мирном созидательном труде. Именно такие произведения наилучшим образом представляют лицо нашей сегодняшней эстрады, именно они позволяют артисту-исполнителю обратиться к гражданским чувствам зрителя.

Порой приходится слышать вопросы: а обязательно ли для конферансье, юмориста, шутника исполнение таких произведений? Уместны ли они в веселой эстрадной программе?

Ответ на эти вопросы дает сама практика. И исполнители, и зрители неоднократно убеждались, что такие произведения в концертах становились основными, а на творческом пути артиста эстрады - значительными вехами.

Цельностью и целеустремленностью отмечены и некоторые сборные концертные программы.

Большинство же коллективов удовлетворяются неким стереотипом, который хорошо знаком и порядком надоел зрителям. Создатели подобных программ, которые называются концертами, театрализованными концертами или концертами-ревю, часто руководствуются принципом: "сделаем оригинально - как у всех". И добиваются этого. Вступительный фельетон, песня, танец, интермедия, песня, танец, пародия, номер оригинального жанра, куплеты... А объединяющим началом служит незатейливое название типа "Мы из такого-то города" и задник с панорамой этого города.

Справедливости ради следует сказать, что и в таких программах звучат хорошие произведения, мастерски исполненные артистами. Так, в концерте Херсонской филармонии традиционный рассказ о родном городе превращается в публицистическое выступление против преобразившихся сегодня понятий "провинция" и "столица" (автор Д. Кисин). В программе Ровенской филармонии "Олеся" обязательное представление ведущим музыкального ансамбля написано и исполнено в форме оригинальной остроумной сценки (автор В. Консон).

Но бывает и так: строители эстрадных концертов озабочены лишь одним - развлечь, посмешить зрителя, забывая, что это вовсе не снимает обязательного серьезного подхода к средствам, которыми это достигается. Как правило, низкий идейный уровень влечет за собой художественную беспомощность, а порой и заведомую пошлость.

И вот уже конферансье обращается к зрителю с куплетами:

" Здравствуй, мой дорогой человечек,
Рад я нашей сегодняшней встрече"...
(И. Забельский. Ворошиловград).

А шутки его носят примерно такой характер:

"Цветы у нас не только в садах, но и на швейной фабрике... Что ни девушка, то цветок. Цветочек! Блондинки - лилии, брюнетки - розы, шатенки - георгины. Приезжайте, товарищи женихи, выбирайте "цветочки". Ну, а ягодки будут впереди"
(М. Барский, Кировоград.)

А вот сочинение И. Малявина (Харьков). Он предлагает исполнителю такое описание свадьбы (по автору - "свайбы"):

"...Першу сварку вгамували
Шампанським частували
I лiкером з-за кордону.
Ну, а що до самогону...
Bci пo зашморг нацiдились,
Заревли, заметушились...
...Зять здурiв -
Тещу бутелем yrpiв...
...Дiвiр виломав лошаку.
Три зовицi йдуть в атаку...
...Дiд, трясучи бородою,
Bcix мирив сковородою"...
и т. д.

Становится стыдно и за авторов, сочиняющих подобные опусы, и за артистов, исполняющих их.

Особенно недопустимо, когда такие авторы, не обладая необходимой профессиональной и общей культурой, берутся за более серьёзные темы, скажем, воспевают свой родной город.

"Город мой! Ты перед лучами рассвета,
Встающий в строй творить, побеждать.
Мой город, моя гордость, мой город - это...
Но лучше, чем "это" мне не сказать"...
(И. Вавин, Николаев).

Или:

"Мы, ворошиловградцы, видеть нам отрадно,
Как мчится под землей наш угольный комбайн.
Пусть злится в гневе безотрадном
Нью-йорксний "босс" и реваншистский "швайн".
(И. Забельский).

Язык - это основной строительный материал литературы, как печатной, так и звучащей, и на приведенных примерах видно, как из-за неграмотности разбиваются самые добрые намерения авторов.

Конечно, не сочинения такого рода определяют общий уровень слова на эстраде. Репертуар наших ведущих мастеров, ряд произведений, напечатанных в газетах и журналах, позволяют и сегодня говорить о том хорошем, что делается в этом направлении. Только за последнее время издательства "Искусство" и "Мистецтво" выпустили авторские сборники А. Арканова, Г. Горина, Ф. Камова, Э. Успенского ("Четверо под одной крышей"), А. Каневского ("Первый ребенок"), готовится книжка М. Татарского ("Без лишних слов") и другие. Нет сомнения в том, что они окажут большую помощь как профессионалам, так и самодеятельным исполнителям.

Коммунистическая партия, ее Центральный Комитет напоминают деятелям литературы и искусства о необходимости повышать идейный и художественный уровень своих произведений, о высокой ответственности перед зрителем и слушателем - перед народом, творящем великие дела во славу Советской Отчизны. В полной мере это касается и мастеров разговорного жанра.

Думается, Союз писателей Украины, его правление должны больше уделить внимания литераторам, пишущим для эстрады. Это, несомненно, активизирует их работу, позволит усилить контроль над качеством произведений, предназначенных для публичного исполнения.

И литераторы, пишущие для эстрады, и артисты, несущие со сцены звучащее слово, призваны делом ответить на заботу партии о дальнейшем расцвете советской многонациональной культуры, творить искусство, достойное замечательных свершений нашего народа.

Роберт ВИККЕРС, Александр КАНЕВСКИЙ
Новый метод
(Труд, 7 апреля 1974)



Однажды я попросил знакомого доктора Пятакова продемонстрировать его новый метод лечения.

Он повёз меня в городской вытрезвитель.

- Попытайтесь представить себе, что я - это вы перед обычным для вас опьянением, - сказал он пациенту.

Представлять это было, очевидно, приятно, поскольку врач был молод, элегантен и обаятелен.

- Я вам нравлюсь, не так ли? - нежно спросил Шутиков. - Обратите внимание на мою речь, - продолжал врач. - Она членораздельна и выразительна. Посмотрите в мои глаза. Взгляд их прям и чист. И память у меня отличная.

В доказательство Шутиков с упоением продекламировал:

Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений, чистой красоты.

Возможно, пациент не ощутил всю прелесть этих бессмертных строк, но ясно было, что он учуял в докторе яркую, неповторимую личность.

Шутиков же ловко откупорил бутылку "Экстры" и налил себе полный стакан. Затем, изящно крякнув, он, не отрываясь, осушил его:

- Ваше здоровье! Пациент потянулся к бутылке, но врач остановил его уверенным профессиональным жестом:

- Смотреть только на меня! Вы замечаете, как багровеет мой нос? А глаза? Они уже блестят, правда? Речь еще внятная, но чуть-чуть возбуждена... И ты мне уже симпатичен.

Пьяница вздрогнул. Он не привык к таким признаниям в этом учреждении.

- Да, да, - уверял его повеселевший доктор. - Мне нравятся твои мутные глаза, твои слипшиеся волосы, твоя отвисшая челюсть. Больше того, я тебя уважаю. И Пушкина уважаю. Александра Сергеевича.

И он повторил любимые стихи, подчеркивая их глубокий смысл:

- Я помню чудное мгновенье. Улавливаешь? Еще помню!

Следующие двести граммов Шутиков опрокинул с необыкновенной легкостью.

- Хорррошо! - зарычал он.

- Полный туман! Глаза слезятся, язык заплетается, губы липкие. Хочешь, я тебя поцелую?

Пациент смотрел на него с испугом. Он попытался увернуться, но врач все же чмокнул его в ухо.

- Друг, - прижимался Шутиков к пациенту, - ты один меня понимаешь. Ты и Пушкин. Я пью за классика!

Неверными движениями врач откупорил вторую бутылку и налил еще стакан. Реакция его на эту дозу была ужасающей. Он зарыдал.

- Что с вами, доктор? - спросил дрожащий пьяиица.

- Пушкина убили! - воскликнул Шутиков. - В тридцать семь лет! А я еще живу. И ты тоже... Глаза его налились ненавистью. Он схватил пустую бутылку и замахнулся на забившегося в угол пациента.

- Это ты Пушкина убил? Дантес!

Я не выдержал и рванулся на выручку. Шутиков бессильно повис на моих руках.

Вместе с пациентом мы усадили доктора в кресло. Но он не отпускал меня.

- Сеня! Ты помнишь чудное мгновенье? Давай вспомним и выпьем, выпьем и вспомним!

- Пациент плакал, размазывая слезы по лицу: наглядно и убедительно увидел он со стороны всю мерзость опьянения...

Утром Шутиков явился ко мне выбритый и отутюженный.

- Между прочим, - заявил он с порога, - сейчас по радио выступает вчерашний алкоголик с рассказом "Как я бросил пить".

- Это потрясающе! - воскликнул я. - Небывалый эксперимент!

- Да, клиентура все растет. Приходится работать заочно - я высылаю в другие города свои фотографии в разных стадиях опьянения. Кроме того, раз в неделю я напиваюсь по телевидению. Там специально ввели новую передачу "Пейте с нами".

- А как на это смотрит ваша жена?

Шутиков помрачнел.

- Она ушла от меня.

- Почему?

- Потому, что я брал работу на дом.

Я сочувственно вздохнул:

- А вы не боитесь сами стать алкоголиком?

Доктор возразил:

- В крайнем случае, меня вылечат мои ассистенты, которые прекрасно овладели методом.

Роберт ВИККЕРС, Александр КАНЕВСКИЙ
САПОГИ
(Правда Украины, 1 января 1976)



На телевидении готовили веселую новогоднюю передачу. Подобрать один из номеров поручили Васе Блажкову. Это было несомненной ошибкой - Блажков умудрялся безнадежно запутывать самые пустяковые дела. На этот раз вместо сценария своего эпизода он привез в редакцию очередную "потрясающую" историю, раскопанную им в командировке.

В конце сорок третьего года наши пехотинцы перебрались через речку Тетерев на Украине и укрепились в полуразрушенной деревенской водокачке. Фашисты уничтожили этот отряд, и оборону трое суток держал один, чудом уцелевший молодой солдат. Он прикипел к пулемету, местная девчушка-сирота подтаскивала патроны, а по ночам, чтобы солдат не заснул, собрав последние силы, пела ему украинские песни. Водокачку разбили снарядами, парня тяжело ранило, но, к счастью, подоспели наши и освободили деревушку.

На фоне выступлений крупнейших полководцев минувшей войны Васина история выглядела неприметно. Кроме того, к новогодней передаче она не имела никакого отношения. Но попробуйте доказать это Блажкову!

- Вы ничего не понимаете в телевидении! - кричал он. - Я сделаю из этого эпизода гвоздь программы!

На сцене Дальнегорского театра пели и плясали опереточные герои. Озабоченный директор встрепенулся, когда Блажков показал ему удостоверение Центрального телевидения.

- Это большая честь! - сказал он. - Мы сделаем все от нас зависящее.

Тотчас же из оркестровой ямы вызвали контрабасиста Белкина, благо у того было сорок восемь тактов паузы.

- Да, я воевал на Украине. И Тетерев отлично помню. Был момент - меня там тяжело ранило...

- Что за момент?

- Лежу без памяти, открываю глаза - вижу старшину. А он, надо сказать, неприятный был тип, придирался ко мне по всякому поводу. И без повода тоже.

- Чего же вы испугались?

- Сапоги у меня осколками порвало. А до того я уже одну пару в болоте утопил. Ну, думаю, не миновать нагоняя.

- И что же старшина?

- Представьте, обошлось. Он на радостях даже пообещал собственноручно сшить мне новые сапоги.

- А дальше?

- Госпиталь, консерватория и театр. Я тут уже четверть века служу...

Трудовой день Ивана Кирилловича Попова был расписан до минуты. Планерка, прием представителей иностранных фирм, пуск нового объекта, совещание в главке. На Блажкова у генерального директора государственного объединения "Мотор" были выделены четыре минуты - путь от кабинета до машины.

- Сумеете коротко? - спросил Попов.

- Сумею, - ответил Вася.

- ЦТ. Новогодняя передача. Сорок третий год. Рядовой Белкин.

- Помню. Очки. Прозвище "Музыкант". Безнадежный солдат.

- Водокачка. Десант. Ранение.

- Было. Удивил. Представил к медали. Все?

Попов нетерпеливо потянул дверцу машины.

- Нет, не все, - сказал Вася и вежливо затворил дверцу. - Вы ему ничего не обещали?

- Не помню.

- Вы дали слово сшить ему сапоги.

- Гм... Возможно. Мой отец сапожником был. И меня до войны к этому ремеслу приспособил.

Четыре минуты прошли. Шофер с удивлением смотрел на растерянного генерального директора.

- Чего же вы от меня, собственно, хотите?

- Геннадий Сергеевич Белкин жив, - торжественно сообщил Блажков. - Он помнит о вашем обещании.

- Простите, меня ждут, - буркнул Иван Кириллович, садясь в машину.

На подмостках областного театра шла комедия, а за кулисами назревала драма.

- Белкина на телевидение? - возмущалась первая скрипка. - Что у них своих посредственностей мало?!

- У него там рука, - предположила труба.

- Если его пошлют в Москву, я подам заявление об уходе, - кипятился рояль.

Между тем Геннадий Сергеевич добыл в костюмерной приличный фрак, в котором Эдвин обычно очаровывал Сильву, тщательно накрахмалил манишку и манжеты, довел до зеркального блеска штиблеты и часами дежурил у телефона в кабинете администратора, ожидая вызова в столицу.

Заканчивая совещание, генеральный директор сказал:

- Снабженцев - участников Великой Отечественной войны прошу задержаться.

Молодежь ушла, а оставшиеся с любопытством поглядывали на Ивана Кирилловича.

- У меня чепе, братцы, - вздохнул он. - Срочно требуются колодки, кожа-хром, щетина. Не в службу, а в дружбу...

Снабженцы-фронтовики зaшуршали блокнотами.

- Сколько вагонов хрома?

- На пару сапог.

- А по какой графе перечислять деньги?

- Плачу наличными! - заявил генеральный директор, доставая бумажник.

Разошлись оживленно: "У директора новое хобби!" К субботе нужное сырье было обеспечено. Иван Кириллович снял с антресолей отцовский сундучок, обклеенный изнутри выцветшими вырезками из журналов, и долго смотрел на фотографию наркома Фрунзе. Батя шил сапоги прославленному полководцу и до конца жизни гордился этим. В сундучке хранился полный набор сапожных инструментов, словно отец позаботился о том, чтобы снабдить сына всем необходимым именно для данного случая.

Но прежде, чем взяться за инструмент, генеральный директор при помощи лекал и логарифмической линейки спроектировал на миллиметровке свое будущее изделие. Сложность заключалась в том, что он не знал размера ног музыканта, но, вспомнив его тщедушную фигурку, предположил, что больше сорок первого тот не потянет. А окажутся велики - намотает портянки.

В кабинет заглянула жена. - Звонят из института. Там чья-то защита.

- Извинись, скажи занят.

- Они интересуются, чем занят?

- Сучу дратву, - отрезал Попов. И не солгал - он действительно был поглощен этим важным процессом. Запах кожи, клея и воска приятно взбудоражил его. В работу была вовлечена вся семья.

Зять-хирург, вооружась скальпелем, превращал березовую паркетную плитку в мелкие гвозди, допуская при этом девяносто процентов брака.

Сын притащил керосин, взятый у друга-туриста:

- Но для чего он тебе?

- Для Центрального телевидения, - отшутился Попов...

Как было объяснить ему, студенту иняза, что если не смазать керосином сбрусованную бланковую кожу, то сапоги получатся без скрипа и тогда, как говаривал отец, грош им цена.

- Иван, зачем ты просмолил кухню? - тревожно спрашивала теща.

- Вы же видите: шью сапоги.

- Тебя уволили?..

Непослушная колодка выскальзывала из рук, игла сопротивлялась, шило во что бы то ни стало хотело вонзиться в колено. Пальцы директора были исколоты и исцарапаны, приходилось непрестанно бинтовать их. К концу дня можно было подумать, что Иван Кириллович работает в белых перчатках.

Он упрямо стучал молотком, заглушая звуки магнитофона, гремевшего в гостиной; он вгонял в подошвы гвозди с такой веселой отчаянностью, словно с каждым забитым гвоздем сбрасывал со своих плеч годы прожитой до этого жизни: годы директорства, института, армии...

К часу ночи стук прекратился. Попов лежал в кабинете. Поясницу ломило, голова гудела, рука, свесившись с кушетки, нежно поглаживала прохладные и скользящие голенища сапог.

Всю ночь они простояли у него в изголовье, а утром требовательная семейная комиссия приняла работу с высокой оценкой.

- Папа, а ты сможешь сделать мне на платформе? - спросила дочь.

Передача вышла в эфир, так и не дождавшись сценария Васиного эпизода. Пели популярные певцы, танцевали прославленные балерины, герои труда и науки, сбиваясь от волнения, рассказывали о своих успехах. Но вот знакомый всей стране диктор представил телезрителям артиста из Дальногорска и рассказал фронтовую историю, героем которой тот был. Ослепленный лучами прожекторов, музыкант растерянно боднул воздух.

- Геннадий Сергеевич, - обратился к нему диктор, указывая на соседний столик. - Знаком ли вам кто-нибудь из сидящих здесь товарищей?

Белкин не узнал никого и растерялся еще больше.

- А кто из вас знает Геннадия Сергеевича? - спросил ведущий у незнакомцев. И тогда пожилой хмурый человек, подняв седую голову и сдвинув брови, грозно спросил:

- Рядовой Белкин, где ваши сапоги?

По лысине Геннадия Сергеевича пробежали мурашки. Он встал, сел, потом опять поднялся и испуганно залепетал:

- Виноват, товарищ старшина...

Попов шагнул к бывшему солдату и обнял его, чуть не отпечатав на побледневших щеках контрабасиста все свои ордена и медали.

- Вот твои сапоги, - сказал Иван Кириллович. - Носи на здоровье!

И тут случилось непредвиденное.

- Обувай! - приказал старшина Попов музыканту. - Поглядим, как сидят.

Белкин опешил. Но Иван Кириллович не отступал. Да и окружающие аплодисментами поддерживали его приказание. И Геннадий Сергеевич, сбросив под столом свои туфли, стал на глазах у всех телезрителей обувать новые сапоги, заправляя в них неподдающиеся концертные брюки.

- Берите другой кадр! - кричал режиссер операторам.

На эстраде пели нарядные девчата - это был номер самодеятельности, привезенный Блажковым. Звонкие голоса, вызревшие в украинских степях, звучали сильно и ладно. А со старшей из них, с заметной сединой под ярким венком, которая выводила такие высокие ноты, Геннадий Сергеевич, при фраке и сапогах, продефилировав мимо телекамер, крепко расцеловался, а она расплакалась, оборвав песню на половине.

Бывалый диктор, выходя из положения, вручил Геннадию Сергеевичу контрабас и объявил его выступление.

Белкин снова обмер. Ему, оркестранту из "ямы", предстояло сыграть соло для миллионов слушателей. У рояля сидел концертмейстер Большого театра, фамилию которого контрабасист всегда произносил с трепетом.

- Вперед, артист! - услыхал он шепот старшины Попова и взял первые ноты. И страх отступил, как тогда, в сорок третьем. Он играл легко и свободно. Он играл, а девчатам из самодеятельности виделись пчелы, жужжащие над гречкой; прикрывавшему глаза генеральному директору слышался далекий гул "мессеров", а Блажков сквозь низкое грудное пение контрабаса явственно слышал поскрипывание сапог исполнителя. И это поскрипывание возносило его в мир истинного искусства, умеющего отзываться на человеческие радости и страдания.

Когда передача закончилась, Василий заметил, что Белкин слегка прихрамывает.

- Следы ранения?

- Нет. Кажется, в левом сапоге гвоздь. Только ради бога, не говори Ивану Кирилловичу. Авось перетерпим.

В студийном зале гасли огни, исполнители и гости уже разошлись. Только за столикам в углу сидели участники блажковского эпизода и о чем-то говорили.

- Старик, ты гений! - обнял Васю успокоившийся режиссер. - Я всякое видывал, а тут, веришь, комок к горлу. Но гонорар, тебе все равно не начислят, пока не представишь сценарий.

- Авось перетерпим, - улыбнулся Блажков, закуривая под табличкой "не курить".

Роберт ВИККЕРС, Александр КАНЕВСКИЙ
САПОГИ
(Неделя, №7, 16 февраля 1976)



На телевидении готовили веселую праздничную передачу. Подобрать номер сельской самодеятельности поручили Васе Блажкову. Вместо сценария своего эпизода он привез историю, раскопанную им в командировке.

В конце сорок третьего года наши пехотинцы перебрались через речку Тетерев на Украине и укрепились в полуразрушенной деревенской водокачке. Фашисты уничтожили этот отряд, и оборону трое суток держал один чудом уцелевший молодой солдат. Он прикипел к пулемету, честная девчушка подтаскивала патроны, а по ночам, чтобы солдат не заснул, из последних сил кричала ему в ухо "Была мэнэ маты", единственную песню, слова которой помнила до конца. Водокачку разбило снарядами, парня тяжело ранило, но, к счастью, подоспели наши и освободили деревушку.

На фоне выступлений крупнейших полководцев минувшей войны Васина история выглядела неприметно. Кроме того, к передаче она не имела никакого отношения. Но попробуйте доказать это Блажкову!

- Вы ничего не понимаете в телевидении! - кричал он. - Всю свою передачу я построю на этом эпизоде.

На сцене Дальногорского театра пели и плясали опереточные цыгане. Озабоченный директор встрепенулся, когда Блажков показал ему удостоверение телевидения.

- Это большая честь! - сказал он. - Мы сделаем все от нас зависящее.

Тотчас же из оркестровой ямы вызвали контрабасиста Белкина, благо у того было сорок восемь тактов паузы.

- Да, я воевал на Украине. И Тетерев отлично помню. Меня там тяжело ранило.

- Хлебнули страху? - спросил Василий.

- Был момент, душа в пятки ушла, - признался Белкин.

- Что же за момент?

- Это когда уже наши пришли. Лежу без памяти, открываю глаза - вижу старшину. А он, надо сказать, неприятный был тип, придирался ко мне по всякому поводу. И без повода тоже.

- Чего же вы испугались?

- Сапоги у меня осколками порвало. А до того я уже одну пару в болоте утопил. Ну, думаю, не миновать нагоняя.

- Это забавно. И что же старшина?

- Представьте, обошлось. Он на радостях даже пообещал собственноручно сшить мне новые сапоги.

- А дальше?

- Госпиталь, консерватория и театр. Я тут уже четверть века служу...

Трудовой день Ивана Кирилловича Попова был расписан до минуты. Планерка, прием представителей иностранных фирм, пуск нового объекта, совещание в главке. На Блажкова у генерального директора государственного объединения "Электрика" были выделены четыре минуты - путь от кабинета до машины.

- Сумеете коротко? - спросил Попов.

- Сумею, - ответил Вася. - Телевидение. Праздничная передача. Сорок третий год. Рядовой Белкин.

- Помню. Очки. Прозвище Музыкант. Безнадежный солдат.

- Водокачка. Десант. Ранение.

- Было. Удивил. Представил к медали. Все?

Попов нетерпеливо потянул дверцу машины.

- Нет, не все, - сказал Вася и вежливо затворил дверцу. - Вы ему ничего не обещали?

- Не помню.

- Вы дали слово сшить ему сапоги.

- Гм... Возможно. Мой отец сапожником был.

- Чего же вы от меня, собственно, хотите?

- Геннадий Сергеевич Белкин жив, - торжественно сообщил Блажков. - Он помнит о вашем обещании.

- Простите, меня ждут, - буркнул Иван Кириллович, садясь в машину.

Заканчивая совещание, генеральный директор сказал:

- Снабженцев - участников Великой Отечественной войны прошу задержаться.

- У меня ЧП, братцы, - вздохнул он. - Срочно требуются колодки, кожа-хром, щетина. Не в службу, а в дружбу...

Снабженцы фронтовики зашуршали блокнотами.

- Сколько вагонов хрома?

- На пару сапог.

- А по какой графе перечислять деньги?

- Плачу наличными! - заявил генеральный директор, доставая бумажник.

Разошлись оживленно: "У директора новое хобби!"

Передача вышла в эфир. Пели популярные певцы, танцевали прославленные балерины, герои труда и науки, сбиваясь от волнения, рассказывали о своих успехах. Но вот знакомый диктор представил телезрителям артиста из Дальногорска и рассказал фронтовую историю, героем которой тот был.

- Геннадий Сергеевич, - обратился к нему диктор, указывая на соседний столик. - Знаком ли вам кто-нибудь из сидящих здесь товарищей?

Белкин не узнал никого и растерялся еще больше.

- А кто из вас знает Геннадия Сергеевича? - спросил ведущий у незнакомцев. И тогда пожилой, хмурый человек, подняв седую голову и сдвинув брови, грозно спросил:

- Рядовой Белкин, где ваши сапоги? По лысине Геннадия Сергеевича пробежали мурашки.

- Виноват, товарищ старшина... Попов шагнул к бывшему солдату и обнял его.

- Вот твои сапоги, - сказал Иван Кириллович. - Носи на здоровье!

И тут случилось непредвиденное.

- Обувай! - приказал старшина Попов музыканту. - Поглядим, как сидят.

И Геннадий Сергеевич, сбросив под столом свои туфли, стал на глазах у всех телезрителей надевать сапоги, заправляя в них неподдающиеся концертные брюки.

- Берите другой кадр! - кричал режиссер операторам.

На эстраде пели нарядные девчата - это был номер самодеятельности, привезенный Блажковым. Звонкие голоса, вызревшие в украинских степях, звучали сильно и ладно. А старшая из них, с заметной сединой под ярким венком, выводила такие высокие ноты, что казалось, она кричит кому-то:

"Была мэнэ маты-ы-ы..."

Геннадий Сергеевич, при фраке и сапогах, продефилировав мимо телекамер, подошел к поющим женщинам и расцеловался со старшей певуньей, а она расплакалась, оборвав песню на половине.

...В студийном зале гасли огни, исполнители и гости уже разошлись. Только за столиком в углу сидели участники блажковского эпизода и о чем-то говорили.

Роберт ВИККЕРС, Александр КАНЕВСКИЙ
В первый раз
(Правда Украины, 2 сентября 1976)



Вот и пришел день, которого она так ждала, о котором столько мечтала.

"Первое сентября, Красный день календаря!..".

Стихи эти Машенька выучила в детском садике и сейчас, не удержавшись, произнесла их вслух.

Она проснулась, когда было еще совсем темно, села на кровати, опустив ноги на коврик, и нежно ощупала новое коричневое платье, заботливо отутюженное мамой еще вечером. Белый кружевной воротничок, словно маленькое северное сияние, освещал комнату.

- Проснулась?

В комнату заглянула мама. В руках у нее был букет цветов.

- Возьмешь в школу. Папе, видно, тоже не спалось.

- Мария Васильевна, - с напускной строгостью прогудел он из-за двери. - Не вздумайте опоздать. Ведь вы теперь взрослый человек!

Машенька от волнения даже не умылась толком. Смочила щеки и утерла полотенцем. Мама помогла ей надеть новое платье, расчесала волосы. Машенька смотрела на себя в зеркало с испугом и радостью одновременно.

Портфель был собран ещё вчера, но папа снова проверил, все ли на месте - тетрадки, книги, подаренная им новая авторучка.

Раздался звонок. На пороге появились бабушка и дедушка, тоже взволнованные и тоже с цветами.

- Вам-то зачем было приходить, - пожурила их мама. - Вскочили в такую рань...

- Когда твоя внучка пойдет в свой первый класс - и ты вскочишь! - сурово отрезала бабушка и расплакалась. - Слава богу! Дожили с дедом до такого дня!..

- Радоваться надо, а ты в слезы! - одернул ее дедушка, но и его глаза предательски блестели. - Ты, внученька, старайся, чтоб побольше пятерок было.

- Хорошо, - серьезно пообещала Маша. И, осмотрев растроганных предков, спросила: - Вы, что же, пойдете все меня провожать?

- Конечно!

Машенька чуть не разревелась.

- Ни за что на свете! Что я - дороги не знаю?! Хотите, чтоб меня засмеяли?

- Думаешь, тебя одну провожают? - встрепенулась мама. - Всех твоих подружек поведут в школу родители. И Верочку Дудко, и Асеньку Быкову... А с Томочкой Шапиро еще и все четыре брата пойдут, вот увидишь!..

...На школьный двор она вошла в сопровождении мамы с зонтиком, папы с букетами, бабушки с портфелем и дедушки при всех орденах и медалях. Почетный эскорт не оставлял ее ни на минуту. В шумном потоке первоклассников Машенька увидела и своих подружек - Верочку Дудко, Асеньку Быкову и Томочку Шапиро. Они шли с мамами, папами, дедушками и бабушками. А Тому Шапиро провожали ещё и четыре двоюродных брата.

Поправив бант, Машенька сдержанно кивнула подругам. Конечно, в любой другой день она помчалась бы к ним навстречу, и они затараторили бы на весь двор о своих делах, но сегодня... Сегодня, строго и торжественно, они вступали в распахнутые настежь школьные двери под барабанную дробь собственных сердец.

И это было естественно: учительницы впервые шли на занятия в свои первые классы и очень волновались.

Роберт ВИККЕРС, Александр КАНЕВСКИЙ
Дежурный вагон
(Правда Украины, 31 декабря 1976)



Рассказ посвящается Петру Даниловичу Костюченко, который вот уже 25 лет работает водителем трамвая в Киеве. Ему 50 лет, он фронтовик, в прошлом году был награжден орденом Ленина.

На Красноткацкой в трамвай, на ходу сдирая усы и бороды, ввалились пять Дедов-Морозов. Наверное, студенты. Разнесли последние подарки и торопятся домой, в общежитие. Все торопятся, только ему некуда спешить: колеси до утра на своем Т-3, подбирай ночных путников.

За окнами - нарядные елки, гирлянды ярких огней, мокрый липкий пух. В салоне не смолкают шутки, смех, обрывки песен...

Наметанный слух Павла Максимовича уловил среди общего гула сиплый голос:

- Девушка, садитесь, пожалуйста!

Парень в распахнутой дубленке и съехавшей набок шапке приставал к молодой женщине в седом парике.

- Спасибо, мне скоро выходить, - отмахнулась она.

- Женщина, сядьте!.. - не унимался парень. - Я на Новый год решил стать вежливым, так что не сопротивляйтесь!

Пассажиры улыбались, наблюдая за стараниями неудачливого ухажера. А тот уже злился:

- Я тебя, мамаша, все равно усажу!

Опытный водитель почуял, что назревает скандал.

- Товарищи! - сказал он в микрофон. - Гражданину нужно срочно подышать свежим воздухом. Помогите ему выйти. - Притормозил, открыл двери и добавил. - Мужчины среди вас есть?

Несколько молодых людей поднялись с мест и направились к возмутителю спокойствия. Однако парень опередил их и с неожиданной прытью сам выскочил из вагона.

- Какой наглец!.. Неужели я в таком возрасте, что не могу постоять! - сказала женщина в парике... и села.

На Кировской в переднюю дверь взобрался аккуратный старичок с резной тростью и удобно расположился на первом сидении.

У станции метро "Комсомольская" Павел Максимович постоял подольше - большинство пассажиров выходило. Деды Морозы суетились.

- Опаздываем. У нас ведь горючее, а девчата ждут с закуской.

Павел Максимович посочувствовал им и добавил скорости, но тут же притормозил: между остановками на рельсах стоял человек и размахивал руками.

- Выручай, друг! Шли в гости и вот... Полчаса сигналю - ни одного такси. А у нас такая радость - просто беда. Рожаем мы.

Метрах в двадцати, прислонясь к дереву, стояла женщина в пуховом платке. Водитель подкатил к ней, помог войти в салон.

- Да не волнуйся ты, - успокаивала. она мужа. - Мне уже лучше.

Но в зеркальце было видно ее бледное лицо, прикушенные губы.

- До больницы еду без остановок. - объявил Павел Максимович по микрофону. Он точно знал, что на этом участке сейчас нет других трамваев, поэтому выжимал предельную скорость. Строительная, Ленинградская, Студенческая... Проскочили общежитие, где девчата дожидались Дедов Морозов. Мелькали остановки, редкие прохожие шарахались от взбесившегося вагона. Из Павловского переулка выскочила милицейская "Волга" и, непрерывно сигналя, помчалась параллельно колее.

Он загодя затормозил и подкатил прямо к входу в больницу. "Волга" проскочила дальше. Подбежавший лейтенант, увидев женщину, все понял и вместе с одним из Дедов Морозов помог ей спуститься по ступенькам. А муж уже звонил в приемное отделение.

- Мог бы и поблагодарить, - отметил старичок с переднего сиденья. - Эх, люди...

На Чеховской забежал в диспетчерскую отметить путевой лист.

- Ты что, с цепи сорвался? - набросилась на него дежурная. - Выскочил из графика на восемнадцать минут! Павел Максимович хотел оправдаться, да куда там. Махнул рукой и пошел.

- Выговоры из-за тебя получать не собираюсь, - кричала она ему вдогонку. - Теперь тяни время, как хочешь, а раньше часу не заявляйся!

- Строгое у вас начальство. - заметил старичок.

- Еще какое! - согласился водитель. Развернулся на кольцо и повел трамвай в обратную сторону.

В салоне во всю мощь гремел транзистор: На часах уже двенадцать без пяти, Новый год уже, наверное, в пути...

- Батя, жми, - ныли Деды Морозы. - Без нас девчатам бутербродами чокаться придется.

Но вагон медленно плыл по городу. А из радиорупоров, из окон домов, из транзистора в салоне разливался перезвон курантов. С последним ударом часов хлопнул выстрел, и раздалось дружное "Ура!". Это Деды Морозы, отчаявшись, "распечатали" шампанское.

Заставили выпить и старичка. Отложив трость, он высоко поднял эмалированную кружку и, волнуясь, произнес:

- Я пью этот бокал за детей, которые не уходят на всю ночь из дому и не бросают своих родителей одних в пустом доме.

Поднесли и Павлу Максимовичу.

- Я на работе, - отказался он.

На следующей остановке "деды" сошли.

- Пешком быстрее дойдем. В вагоне остались двое - он и старик.

- А вас где выпустить? - спросил водитель.

- Зачем же? - удивился старичок. - Тут весело, новые лица, приятные знакомства... - и добавил: - У меня проездной.

...Возле Института металлофизики вагон заполнила компания раскрасневшихся парней и девушек с гитарами и балалайкой.

Вышли они у станции метро. Вместе с ними, откланявшись, сошел и старичок...

...Диспетчер сердито ворчала:

- Идешь с опережением в семь минут. От Свиридова нагоняй будет.

- Переживем, - вздохнул водитель.

Смягчившись, она поправила ему шарфик и попросила:

- Ты, Павлик, как сменишься, сюда заезжай. Пусть дети до утра повеселятся. Поди, весь курс дома собрали...

- Понятно, - согласился он. - Обеспечь сладкое.

И протянул жене бутылку шампанского.

- Это откуда же?

- От Дедов Морозов.

...Перед больницей маячила фигура знакомого пассажира.

- Ну, что? Родили?

- Еще как! Пацана.

...Снег повалил гуще, и "дворники" едва успевали смахивать его со смотрового стекла. На Красноткацкой толпа тех, кто уже отпраздновал Новый год, встретила трамвай дружным хором:

- Здравствуй, аист! Мы, наконец, тебя дождались...

До конца смены оставалось три с половиной часа.

А.Немченко
Агiтбригада i час (iнтерв'ю з членами жюрi Фестивалю самодiяльної художньої творчостi)
(Культура i життя, 27 червня 1977)



ЯКI ЯКОСТI ПОВИННА МАТИ СЬОГОДНI АГIТБРИГАДА, ЩОБ МАКСИМАЛЬНО ВПЛИВАТИ НА ГЛЯДАЧА? IНАКШЕ КАЖУЧИ, ЯКИМ БИ ВИ ХОТIЛИ БАЧИТИ ЦЕЙ КОЛЕКТИВ В IДЕАЛI?

...

- Так уже повелося, - продовжує Роберт Вiкерс, - що, говорячи про нинiшню агiтацiйно-художню бригаду, ми звикли згадувати "Синю блузу". Пошлюсь на неї i я. Вважаю, цей родовiд потрiбен у нашiй розмовi, щоб усвiдомити, якi "гени" дiстались у спадок агiтбригадi, тим бiльше, що саме про них ми нерiдко забуваємо.

Вiдомо, що "Синя блуза" виникла невдовзi пiсля громадянської вiйни. Репертуар - "шматки" життя, нашвидкуруч заримованi й пiднесенi глядачевi у найекспресивнiшому виглядi. Революцiйний змiст, синтетична форма, соцiальний динамiзм забезпечували виступам синьоблузникiв нечуваний успiх. Популярнiсть цього класового видовища допомогла змести, поховати гнилу буржуазну естраду, замiнивши її абсолютно новим жанром, де органiчно поєдналися всi види мистецтв: драма, опера, оперета, балет, цирк, щойно народжене кiно.

Здоровi соки "Синьої блузи" живили професiональне радянське мистецтво, подарувавши нам i вiдомих згодом акторiв, скажiмо, Б. Тенiна, Л. Мирова, М. Гаркавi, i композиторiв Д. Покраса, М. Блантера, Ю. Мiлютiна, багатьох режисерiв, художникiв.

Зараз, менi здається, ми маємо ситуацiю, якоюсь мiрою аналогiчну тiй, коли з'явилася "Синя блуза". Естрадi все важче вiдповiдати на запити глядача, який перерiс її i постiйно прагне нового, оригiнального (згадаймо, яким вiдкриттям i масовою "хворобою" стали КВВ, "вогники" тощо). Це цiлком закономiрний дiалектичний процес потреби у "вiдсвiженнi кровi", в замiнi звичного захоплюючим, сповненим iнiцiативи й творчостi. I тут великi, можна сказати, невичерпнi можливостi мають художнi агiтбригади. Це тисячi своєрiдних театрiв мiнiатюр, що їх так люблять глядачi. Тут можна почути художнє слово, яке останнiм часом чомусь зникло з професiональних естрадних програм. Агiтбригади-iмпровiзатори сполучають громадянський пафос, високу публiцистику з гумором, м'якою лiрикою, роблять нормою своєї сценiчної "поведiнки" спiлкування iз залом, звертаючись безпосередньо до конкретних героїв, iдучи в публiку, щоб звiдти продовжувати виставу.

Естрада сьогоднi неповоротка. Програми довго пишуться i граються, як то кажуть, "до дiрок". Агiтбригада за рiк створює їх три-чотири, понад усе прагнучи бути оперативною, злободенною, актуальною.

Естрада унiверсальна (це, зрештою, її плюс). Проте вона нiвелює смаки i запити. Агiтбригада ж має можливiсть працювати "прицiльно", з урахуванням потреб певної аудиторiї. Та, незважаючи на цi переваги, все ж однiєї, конче потрiбної, вельми цiнної якостi багатьом агiтбригадам як колективам естрадним сьогоднi бракує. Маю на увазi видовищнiсть. Адже дехто Забуває, що агiтацiйнiсть, дидактизм, декларативнiсть, плакатнiсть не завжди повиннi лежати на поверхнi. Це скорiше надзавдання вистави, її нерв, внутрiшня напруга, спосiб мислення виконавцiв.

Кожен виступ агiтбригади в iдеалi має бути свого роду вiдкриттям, непересiчним видовищем. Бо ж сучасного глядача треба передусiм вразити: зацiкавивши, захопивши, здивувавши, вселити в нього дух неспокою, примусити замислитись. А це неможливо без пошукiв власної оригiнальної художньої мови.

ДРАМАТУРГIЧНА ОСНОВА ПРОГРАМИ. ЗВIДКИ БЕРЕТЬСЯ ДОСКОНАЛИЙ СЦЕНАРIЙ?

Роберт Вiкерс: - Не секрет, що сам задум, лiтературнi якостi сценарiю визначають здебiльшого успiх програми в цiлому. Про це свiдчать виступи провiдних колективiв республiки, сценарiї яких - доробок професiональних лiтераторiв, журналiстiв, скажiмо, донецького "Рiзця" - Янова, "Сучасника" з Миколаєва - Толстого.

Цiкавi, оригiнальнi сценарiї створюють i самi керiвники за участю колективiв, але це буває, знову ж таки, тодi, коли за їхними плечима стоять болiльники: пiдправляють, консультують. Практика показала: конче треба мати СВОГО автора, шукати можливостi працювати в спiвдружностi з професiоналом. Але для цього керiвник мусить бути людиною неспокiйною, творчою, притягальною, одне слово, одержимою.

ЯКI НОВI ТЕНДЕНЦIЇ РОЗВИТКУ ЖАНРУ ВИЯВИЛИСЯ В ХОДI ФЕСТИВАЛЮ? ЩО ПОВЧАЛЬНОГО ВИ ПОМIТИЛИ? В ЯКОМУ НАПРЯМКУ ШУКАТИ НЕВИКОРИСТАНI РЕЗЕРВИ АГIТБРИГАДИ?

Роберт Вiкерс: - Справдi, загальна тенденцiя, що чiтко визначилася в ходi фестивалю, - це перехiд вiд програми рiзнорiдної, концертної до агiтогляду, вистави, цiлiсного видовища (до речi, на естрадi сьогоднi дуже мало таких програм, i ми знаємо, як складно їх робити). Але успiх забезпечується сценiчним принципом постановки, тобто поворотом, ходом. А це може бути сюжет чи художнiй прийом, конфлiкт чи думка; що весь час повторюється, навiть деталь. Звичайно, важко, дуже важко нанизати на цей стрижень усю програму. Знайти - ще не значить витримати. Здавалося б, несподiваний, оригiнальний задум - ярмарок. Але недовiра до заданого ходу, невмiння "приручити" його призвели до плутанини, розпливчатостi композицiї.

Чаплiн говорив: "Я цiную не трюк, а гроно трюкiв, ланцюжок. Це забезпечує дiю". Так i в агiтбригадi. Розробка ходу впливає на всю виставу, органiзовує її.

У запорiзької "Голки" можна вважати вдало знайденим ходом використання в рiзних модифiкацiях виробiв свого пiдприємства. Яскравi, легкi полотнища допомагають дiвчатам i передати поезiю працi швейниць (прекрасна знахiдка - ефектна демонстрацiя моделей одягу), i викрити винуватцiв неритмiчної роботи (пальто i костюми, що є результатом авралу, аж нiяк не здатнi будь-кого прикрасити), i навiть уславити героїв працi, наче рушниками, драпiруючи їх портрети барвистими тканинами.

До того ж, агiтбригадiвцi грають захоплено, пiднесено, "з куражем", як кажуть у цирку. Скупими засобами - мiзансценами, ритмiкою, пластичними малюнками, трансформацiєю естрадних пiсень - створюється вистава, що йде на одному диханнi.

Роберт ВIККЕРС
Подробицi при зустрiчi - Телефонна розмова з Жаном Татляном
(Вечiрнiй Київ, №246(13761), 26 жовтня 1989)



- Алло, Ленiнград, я з Києва. Хто бiля телефону?

- Татлян.

- Здрастуй, Жаи! Ми не зустрiчалися бiльше двадцяти п'яти рокiв. Пам'ятаю тебе на випускному екзаменi Київської естрадно-циркової студiї. Як склалася твоя подальша доля?

- Непросто. Головнi станцiї на творчому шляху: Київ, Єреван, Ленiнград, Париж, Нью-Йорк...

- За твоїми дебютами в джаз-оркестрi Вiрменiї i ленiнградськiй естрадi в 60-х роках я стежив. А зарубiжна "одiссея" вiдома менше.

- Спочатку я спiвав у росiйських кабаре Парижа. Багатьом здається, що спiвати в кабаре - невелика честь. Насправдi ж добитися там визнання далеко не просто. Особливо емiгрантовi.

Тобi допомiг Шарль Азнавур, чи не так?

- Лише тим, що ввiв мене до артистичного середовища Францiї. А це дуже важливо. Я багато чому навчився у французьких шансоньє, у популярних європейських i американських спiвакiв. Важкi сходинки - перша платiвка, перший виступ на телебаченнi, першi гастролi...

- Усе це супроводжувалось успiхом?

- Iнакше можна зiрватися з драбини...

- Свого часу ти вдало виступив на святкуваннях 200-рiччя США у Нью-Йорку?

- Це було для мене великою честю. Адже Францiю там представляли тiльки двоє: видатний скрипаль Стефан Грателлi та я. Фактично з тiєї вистави й почалося моє, "вiдкриття Америки". У Лас-Вегасi я спiвав поруч з Френком Сiнатрою i Томом Джонсом.

- А далi?

- Про подальше я розповiдаю в концертах. Я ж не тiльки спiваю... 27 жовтня - перший концерт. Приходь - побачиш.

Ранiше ти був нерозлучний з гiтарою. Навiть пiсеньку спiвав про мiстечко. Гiтарове. Зараз спiваєш у супроводi музичного ансамблю.

- Так. I керує ним Iгор Петренко, теж не чужа Києву людину. Iгор у 60-х роках був солiстом i керiвником джаз - оркестру "Днiпро". Тепер вiн працює у Ленконцертi.

- А кому ми завдячуємо майбутньою зустрiччю?

- Гастролi проводять Укрконцерт та експериментально-творча студiя "Андрiївський узвiз". А тепер можна менi поставити кiлька запитань?

- Будь ласка.

- Як Київ? Хрещатик? Днiпро? ,

- Київ вирiс на чверть столiття. Студiя, в якiй ти навчався, змужнiла, стала республiканським училищем. Цирк, де вона мiстилася, на ремонтi. Виступатимеш ти на сценi чудового Палацу "Україна", якого ти ще не бачив.

- Що нового в музичному життi?

- Приїдеш - познайомимо тебе з нашими новими композиторами i поетами-пiснярами.

- А що ти спiваєш?

- Залишаюся вiрним юностi. Росiйськi, вiрменськi, циганськi пiснi. Спiваю росiйською, французькою, вiрменською, англiйською мовами. Спiваю пiснi, що сам написав. Старi. - "Лiхтарi", "Ластiвки", "Повiтрянi замки" i, звiсно, новi.

- Як проходять твої гастролi в Ленiнградi?

- Чудово. Насилу пробиваюся на власнi концерти, питають "зайвого квиточка". Дивно iнше: мiй репертуар, в основному, життєрадiсний, а в багатьох глядачiв - сльози на очах. Люди згадують свою i мою молодiсть - квiти i сльози. Молодь цiкавлять сучаснi новинки, отож стараюся, щоб i вони були задоволенi.

- Якi почуття вiдчуваєш перед зустрiччю з Києвом?

Велика пауза.

- ...Київ - моя юнiсть. Вiн у серцi. Всi минулi роки я випитував у всiх, хто приїздив iз Союзу: як там Київ? Як Днiпро? Як Хрещатик?

- Розкажи про особисте життя.

- У мене дружина, двi дорослi дочки. Я їх люблю, вони - люблять мене.

- Який вигляд ти маєш на сценi?

- Пробач... Менi час вирушати на концерт. До побачення.

- Оревуар, Жан! До зустрiчi!